Михель Гавен - Дорогая Альма

«Не сомневаюсь», — подумала Маренн.

— Я постараюсь успеть, штандартенфюрер. — Маренн хотелось ответить как можно более беспечно, но получилось натянуто. — Однако есть еще одна просьба, — добавила она.

— Слушаю вас.

— Вот ко мне сегодня прибыл адъютант бригадефюрера СС Шелленберга гауптштурмфюрер СС Раух, — сообщила Маренн. — По служебной необходимости. Однако, узнав о моих планах, тоже хотел бы присутствовать. Много слышал, но ни разу не видел воочию. Надеюсь, вы не будете возражать. — Она напряглась, ожидая ответа. Впрочем, к ее удивлению, Олендорф даже обрадовался.

— Нисколько. Буду счастлив, если гауптштурмфюрер к нам присоединится, — откликнулся он. — Потом составит отчет о наших действиях бригадефюреру, и, я уверен, у нашей службы перед рейхсфюрером появится еще один влиятельный покровитель. Благодарю вас, фрау Сэтерлэнд, что поставили гауптштурмфюрера в известность о наших действиях. Итак, завтра в полдень присылаю за вами машину, — резюмировал он решительно. — Жду обоих.

— Благодарю, — согласилась Маренн. — Хайль Гитлер.

— Хайль.

Из телефонной трубки понеслись короткие гудки. Маренн несколько мгновений смотрела в темноту за окном. Затем, повесив трубку, обернулась к Рауху.

— Итак, никаких суток у нас нет, — сообщила она. — И не мечтайте.

— Я слышал.

— До полудня завтрашнего дня. И не дольше. Оцепление выставят уже в семь утра. Успеет ли Джил? Я сказала ей, что Фелькерзам поможет ей связаться со мной. А если он куда-нибудь уедет? Ведь у нас на счету каждая минута.

— Уверен, Джил знает об этом, — успокоил ее Раух. — Она найдет решение.

— Надеюсь, что сообразит. Надо предупредить Пирогова. — Маренн быстро направилась к двери. — Сейчас я скажу Ингрид, чтобы она его позвала…

— Надо немедленно предупредить. Пусть уходят в лес. — Пирогов побледнел, узнав о том, что произойдет утром. — Я пошлю Юру.

— Ни в коем случае, — остановила его Маренн. — Сейчас комендантский час. Все передвижения возможны только по специальным пропускам. Его схватит патруль.

— Что же тогда делать? — Пирогов явно растерялся. — Их всех расстреляют.

— Просто прятаться в лесу бесполезно, — заметил Раух. — Не обнаружив жителей в домах, они начнут прочесывать лес. И всех найдут. Есть ли какое-то надежное укрытие?

— Надежное укрытие? — Пирогов на мгновение задумался. — Да, есть. Старая хижина князя Сигизмунда Свирского на островке на болотах. Знаете ли, князь вел увеселительный образ жизни. — Пирогов слегка смутился. — Патронировал артисток местного и львовских театров. И скрывал от жены свои похождения. Так там у него была хижина для свиданий. Не знаю, в каком состоянии эта хижина сейчас, не разрушилась ли. Давненько там никого не было, с самой смерти Сигизмунда Рогановича. А это уж побольше чем полвека назад случилось. Казимир Сигизмундович отца осуждал и в места, где тот с артистками развлекался, наведываться не желал. Так и стояло там все брошенное.

— На болотах, говорите? — переспросила Маренн. — А добраться туда как? Далеко ли? Есть тропинка?

— При Сигизмунде Рогановиче болота как такового не было еще, — ответил Пирогов. — Просто вода, камыши. Озеро застойное. Это за последнее время там все заросло и ил скопился, а Сигизмунд-то был барин избалованный, он по плохой дороге ездить, сапоги пачкать не стал бы. Он приказал прорубить туда дорожку в лесу и в озере насыпь сделал с деревянным настилом. Чтоб девиц аж на коляске к убежищу своему подвозить. И чтоб шампанское туда, сладости всякие поставляли, опять же. Но с тех пор в лесу та дорога молодняком заросла, теперь уж это деревья высокие. А озеро тиной затянуло, и насыпь под воду ушла. Пройти по ней можно, но только тому, кто знает, где идти.

— Лесник знает? — спросила Маренн.

— Уверен, что да, — ответил Пирогов твердо. — Он каждый закоулочек в лесу знает. И на бывшем озере тоже. Он туда добраться сможет.

— А еще кто-нибудь знает? — поинтересовалась Маренн. — В деревне.

— Знал старый Азар, отец Натальи-почтальонши, — ответил Пирогов неуверенно. — Он у князя Сигизмунда по молодости в большом доверии был. Личный прислужник, так сказать, денщик, постельничий, возница. Он на козлах коляски сидел, когда Сигизмунд Роганович с артистками на развлечение в домик свой приезжал. Но Азар суровый был мужик. Не болтун. Он и сыну Сигизмунда Казимиру о похождениях отца рассказывать отказался. Мол, обещал барину хранить до гроба секреты его, так и буду. Но дорогу показал. Бывал там Казимир разок. На берегу, во всяком случае. Уж не знаю, отважился ли в домик заглянуть. О том Зинаида Кристофоровна мне никогда не рассказывала. Раз уж князю Казимиру не рассказал, то, уверен, в деревне никому он тайну не раскрыл. Даже дочь его Наталка, и та, думаю, не знает. Его ж и убили, Азара-то, большевики эти из Черкасска, считай, бандиты обычные, что лозунгами прикрывались, спустя два дня, как убили княгиню Зинаиду Кристофоровну и Ниночку, да всю усадьбу разграбили. — Пирогов присел на стул и, горестно вздохнув, продолжил: — Не поверили, что в княжеском доме никаких особых ценностей, кроме икон да книг, нет. Был среди них и местный ухарь, пьянь да бездельник, Агафон-портняжка. Отец у него неплохим портным слыл. Кравец фамилия их, все портными в роду были. А Агафон — бездарность, ленивый пес. Никогда не работал толком. Пьянствовал, бродяжничал, попрошайничал. Отцовскую мастерскую пропил. А в большевики первым записался, чтобы над другими власть иметь. Он в княгиню Зинаиду и Ниночку стрелял, тварь. Явился в кожаной тужурке, с маузером, комиссар, видите ли.