Длинными грязными толпами шли пленные немцы, опустив головы, с унылыми лицами, на которых можно было прочесть тупой страх или покорность своей судьбе, но уже не было того блеска хищного зверя во взгляде «горе-вояк», от которого, по словам их фюрера, должен был содрогнуться весь мир.
В те дни мне часто приходилось участвовать в прочесывании леса, где еще пытались укрыться разрозненные группы гитлеровцев. Завидя нас, они торопливо поднимали руки вверх, но были и такие, которые вступали в бой и гибли под нашим огнем.
В это же время произошла радостная встреча с частями Красной Армии.
Как-то рано утром, когда мы прочесывали лес, на дороге раздался рокот моторов.
- Танки!
Мы осторожно вышли к дороге и залегли в кустах. Сквозь пыльную завесу смутно вырисовывались очертания танков, мчащихся по дороге. И вдруг кто-то крикнул:
- Наши!
Теперь мы все видели, что это были наши «Т-34».
С радостными криками выбежали на дорогу и бросились навстречу танкам. Передний танк резко затормозил, цз башни его высунулась голова молодого русоголового танкиста.
- Партизаны! - закричал он и ловко спрыгнул с брони на землю. Мы крепко обнялись с танкистами, звали их к себе в лагерь, чтобы отметить эту встречу.
Но командир танковой колонны, совсем еще молодой майор, Герой Советского Союза, сказал:
- Не можем мы, идем на прорыв, за нами идет пехота.- И дал громкую команду:
- По машинам!
Рявкнули ненадолго заглушенные моторы, и грозные машины рванулись вперед, туда, где еще была не взломана вражеская оборона.
За танками шла пехота и кавалерия. Загорелые, пропыленные пехотинцы и конники приветливо нам улыбались, бросали на ходу веселые шутки, окликали земляков.
Порой, когда походная колонна замедляла движение, мы закуривали с фронтовиками, старались расспросить их о жизни на Большой земле, угощали их нашей партизанской едой. Но остановки были недолги, темп наступления был стремителен. Теперь уже гул орудий был где-то далеко от нас, на западе. Мы оказались в тылу наших войск. К вечеру на грузовой машине в наш.лагерь приехала фронтовая бригада артистов.
Как-то непривычно было сидеть на лесной полянке и слушать, как молоденькая, хорошенькая певица под аккомпанемент аккордеона пела нежным голоском:
- На позиции девушка
Провожала бойца,
Темной ночью простилася
На ступеньках крыльца.
И на суровых обветренных лицах партизан появлялись улыбки или какая-то тихая печаль.
Слушали концерт и пленные немцы, внимательно и сосредоточенно. А когда была показана сценка из оперетты «Свадьба в Малиновке», в которой Яшка-артиллерист и Гапуся отплясывают «тустеп», они так же, как и мы, от души смеялись и громко аплодировали.
На другой день я проснулся от автоматной стрельбы. Было еще совсем раннее утро. Стреляли где-то рядом. Я взял автомат, который всегда был под руками, и встал.
Партизаны с автоматами наизготовку спешили к дороге. Впереди виднелась фигура Гриненко.
Встретившись взглядом с одним из партизан, я спросил:
- Что за стрельба?
- Опять немцы прорываются к своим.
Вася Гриненко быстро растянул людей в длинную цепь, и мы двинулись в глубь леса, где было неестественно тихо, лишь порой хрустел валежник под ногами. Мы знали: они там, в чаще леса. Гриненко повернулся ко мне и сказал:
- Крикни им, пусть выходят и сдаются.
Я набрал побольше воздуха в легкие и крикнул что было сил:
- Немецкие солдаты, сдавайтесь! Мы гарантируем вам жизнь!
Молчание было ответом. Пригнувшись, мы побежали дальше. Каждый томился мучительным ожиданием выстрела. И когда ударил шмайсер, а за ним застучали маузеровские винтовки, стало как-то легче. По команде Гриненко мы открыли ответный огонь. Положив свой ППШ на пенек, я дал две коротких очереди, целясь в наибольшую гущину молодняка, где, по моему мнению, засели немцы.
И вдруг, когда стих первый шквал огня, раздался откуда-то совсем рядом надрывный голос:
- Русс, русс, нихт шиссен.
Из-за широкого ствола сосны показалась высокая фигура с изможденным, давно не бритым лицом. Он шёл, волоча одну ногу, и в руке держал грязную белую тряпку, непрерывно повторяя:
- Не стреляйте.
- Спроси его, много ли их там в лесу, - велел мне Гриненко.
Услышав немецкую речь, немец заметно оживился, и в его глазах затравленной собаки промелькнул еле заметный огонек -радости. Он быстро затараторил, как бы боясь, что ему не дадут все досказать до конца. Да, их была целая рота, но бандиты, простите, партизаны напали на них, и они рассеялись по лесу и теперь мелкими группами идут к Минску, на соединение с другими частями. Здесь с ним человек 20-25. Почему они не сдавались в плен и открыли огонь? Они боялись попасть в руки партизан, которые подвергают пленных немцев страшным мукам и часто сжигают заживо. А он отец пяти детей, и по своим убеждениям…
Читать дальше