Маргарита Родионова - Девчонка идет на войну

— Не ври, не ври, любишь.

— Ох ты и воображала, Борька, — сказал я, поднимая лицо, чтобы посмотреть ему в глаза.

Он засмеялся и спросил:

— Как ты сюда попала?

— Нет, сначала как ты сюда попал, а потом я расскажу.

— Нет уж, уступи старшим хоть раз в жизни.

Я рассказала ему все, начиная с того дня, когда мы с песенкой о негритятах ушли из города. Когда я дошла до того, как мы попали на «Вест» и работали там санитарками, Борис перебил меня:

— Ну вот, теперь все понятно. Я ведь в тот же день от Володи Ремизова узнал, что вы эвакуировались и что ты звонила мне…

— Не ври, пожалуйста, я никогда тебе не звонила.

— И я договорился с ним, что как только он догонит вас, то сразу сообщит мне все о тебе. Он написал: «Она пропала!» Куда пропала? Как пропала? Я знал, что ты не могла удрать. Значит, что-то с тобой случилось. Ну, давай дальше!

— Морозова, где вы? — раздался голос старшины.

Я отстранилась от Бориса. Только и не хватало, чтобы меня увидели обнимающейся.

— Я здесь!

— Никуда далеко не уходите, сейчас строиться будем.

Старшина вернулся в помещение.

— Борька, — спросила я. — как же мы теперь будем?

— Где ваша часть расположена?

— Прямо возле реки бывший женский монастырь, целый городок…

— Знаю, знаю, — перебил он, — это на Шота Руставели.

— Не знаю, Боря, я сегодня первый раз в городе была. Видишь, даже свою улицу не запомнила.

— Ладно, найду. Во сколько удобнее завтра прийти?

— Только с часу до двух. Я тогда обедать не пойду и буду ждать тебя на проходной. А с занятий ни за что не отпустят, так что не опаздывай.

Маша уже спала, когда мы пришли домой. Я забралась под одеяло, разбудила ее и принялась рассказывать о счастье, неожиданно свалившемся на меня. Но она слушала очень холодно.

— Добром это не. кончится, помяни мое слово! Просто он закрутил тебе голову, дурочке. Вот увидишь, ты еще плакать будешь горькими слезами из-за этой глупой любви.

— Сама ты глупая, — обиделась я.

— Тебе же еще семнадцати нет, а туда же — любовь! — разозлилась она.

— Через полтора месяца будет, — внесла я ясность в вопрос о моем возрасте.

Не слушая меня, Маша продолжала в том же нравоучительном тоне:

— Нет, нашла время любовью заниматься. И запомни, чтобы не допускать больше никаких разговоров о свадьбах. Молоко еще на губах не обсохло. Знаем мы эти свадьбы. Приедешь домой с «лялькой», вот позор-то будет! Это ведь просто глаз не кажи в Заречье. Скажут, вот молодцы, девушки, хорошо повоевали!

Хотя Маша и разозлила меня, но в чем-то она, как всегда, была права.

— Никто и не думает о свадьбе, — сказала я, — свадьба после войны будет.

— Ох, дурочка.

— Скворцова, прекратить разговорчики, — раздался голос Серова, который наловчился даже в сплошной темноте, даже по шепоту точно распознавать каждую из нас.

— В общем, я завтра сама с ним побеседую, — пригрозила Маша почти вслух, от расстройства пропустив мимо ушей замечание старшины.

— Скворцова, еще одно слово и пойдете драить гальюн!

Маша со злостью ткнула кулаком в подушку и отвернулась от меня. Я долго ворочалась, а потом задремала и увидела во сне, будто все это было неправда и я не встретила Бориса и не встречу его никогда. Я так расплакалась, что, даже проснувшись, долго не могла перевести дыхание.

Боря пришел ровно в час. Я примчалась прямо с занятий, отпросившись у Серова. Борис стоял у КП, держа в руке своего любимого Мефистофеля и слушал дежурного, что-то оживленно ему говорившего. Увидев меня, дежурный сказал:

— Проходите, товарищ капитан, во дворе посидите.

Мы сели на скамеечке под развесистым старым каштаном. От него к забору тянулись веревки с бельем, и я очень надеялась, что Маша не найдет нас здесь.

— Ну, рассказывай, — приказала я, удобно усаживаясь рядом с Борисом.

Оказывается, вскоре после того, как мы отступили, его самолет был подбит, но Борис успел выброситься с парашютом. В те самые дни, когда мы возили раненых, Боря принимал участие в боях за Новороссийск. Может быть, даже в одни и те же часы были мы с ним там, только я на море, а он в воздухе. Месяц тому назад он был ранен в руку и лежал здесь в госпитале.

Я тяжело вздохнула. Целый месяц! Были рядом и даже не подозревали об этом. И если бы не случайность, то, может быть, никогда бы больше нам не встретиться.

Я тихонечко погладила его по груди.

— А почему ты в таком виде? — спросила я.

— Форма-то? Понимаешь, мою кому-то отдали, пришлось брать, что полезет. Прибуду в полк, переоденусь.