Овидий Горчаков - От Арденн до Берлина

Виктор Кремлев слушал друга с огромным интересом — ведь он все это видел с другой стороны…

Роль партизан Франции, Бельгии, Голландии в успехе вторжения просто невозможно переоценить. Эрика поразил один случай в конце июня, когда американцы готовились к штурму вражеского укрепленного района Остек милях в пяти от большого города-порта Шербура. Трехдневные атаки не принесли успеха — Остек был окружен минными полями, танковыми ловушками и автоматическими огнеметами. Тогда американцы выслали парламентеров на «джипах» к немецкому начальнику — майору Кюпперсу. Во главе парламентеров был генерал, командир 4-й дивизии. В бункере майора генерал развернул оперативную карту и указал на ней силы, которые он намеревался бросить на штурм. Майор с деланной усмешкой взглянул на карту и остолбенел: немецкие позиции на ней были нанесены более детально, чем на карте самого майора, причем с абсолютной точностью указывались все секреты немцев: численность войск, их вооружение и запасы боеприпасов, даже имена офицеров. И майор Кюпперс сдался. Битва за Остек, звено Атлантического вала, была выиграна партизанами-подпольщиками!

Первыми о вторжении сообщили немцы. В Нью-Йорке и Филадельфии об открытии второго фронта услышали вскоре после полуночи 6 июня. Перед самым рассветом официальное заявление на коротких волнах сделал помощник Айка по печати. Через несколько минут по радио выступил и сам Эйзенхауэр. Но все газеты перещеголяла «Лос-Анджелес тайме»: слово «Вторжение!» там было набрано восьмидюймовыми буквами. Такого еще никогда не бывало! Многие газеты перестали даже печатать рекламу! По всей стране трезвонили церковные колокола, ревели сирены ПВО, гудели все заводы и фабрики, сигналили миллионы автомобильных клаксонов. Пег писала Эрику, что даже для нее это был самый волнующий в жизни день. А для Эрика?! Не только волнующий, но и счастливый. Во всех церквах молились за успех высадки. А вечером, писала Пег, когда село солнце, на целых пятнадцать минут вспыхнули огни статуи Свободы, погашенные сразу после черной трагедии в Перл-Харборе. А в десять вечера люди плакали, слушая срывающийся от волнения глухой голос президента Рузвельта, который молился за сыновей Америки на том далеком, омытом кровью нормандском берегу.

Это было похоже на чудо: забастовщики и прогульщики и те возвращались на работу. Резко подскочило число доноров. Люди покупали облигации военных займов, и мало кто желал погашать их. В домах и на всех предприятиях без конца передавали записанные на пленку радиорепортажи прямо с дымящегося берега Нормандии. Никогда прежде не чувствовала себя Америка такой единой, такой сильной, такой правой.

Сколько незабываемых впечатлений! На площади у мэрии местные мальчишки топтали нацистское полотнище и портрет бесноватого фюрера с усиками а-ля Шарло.

Тогда всем казалось, что американцы, англичане, французы обратят бошей, обескровленных в гигантских сражениях на Восточном фронте, в безостановочное бегство. Во французских городах громили биржи труда, срывали со стен грозные двуязычные немецкие приказы, освобождали заложников. Кончилась четырехлетняя черная ночь оккупации во Франции.

Немцы ушли, но остались пустые лавки, кафе и бистро. Даже конина была роскошью. Правительство Виши исчезло как дурной сон. Женщинам, жившим с бошами, обрили головы. Всюду белели теперь листовки маки: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!.. Вив ля Франс! Вив де Голль!»

Эрик Худ гордился тем, что его 1-я армия первой высадилась в Нормандии, первой прорвалась в Сент-Ло, пустив в этот прорыв 3-ю армию Паттона, первой — за французами — вошла в Париж, а затем в Бельгию и Люксембург…

(И первой, будет потом вспоминать Виктор Кремлев, прорвала линию Зигфрида, первой ворвалась в Германию и форсировала Рейн, первой встретилась с советскими солдатами на Эльбе, похоронила больше солдат, чем другие американские армии.)

— Эх, если бы только это было в сорок втором, ну хотя бы в сорок третьем, ты представляешь… — вздохнул Виктор.

— Да что ты мне все про это?! — взбеленился Эрик. — Я-то в чем виноват?!

— Ты представляешь, говорю, сколько тысяч, а может, миллионов наших советских солдат были бы сегодня живы?

Эрик Худ помолчал, подумал и тихо сказал:

— Представляю, Виктор. Прости меня… Почти таким же счастливым днем, как день «Д», стал и день освобождения Парижа — 25 августа.

В освобождении Города света от фашистского мрака приняли самое деятельное участие и советские партизаны из отряда «Сталинград» — они вошли в столицу через Булонский лес, захватили и бывшее здание советского посольства, водрузили на нем красный флаг, шесть дней они дрались против гитлеровцев плечом к плечу с поднявшими восстание волонтерами французского Сопротивления.