Вацлав Подзимек - Над нами синее небо

— Политрука сюда не подключай. Сам хорошо знаешь, что, если кто-то третий начинает влезать в подобные дела, от этого бывает только хуже.

— Ты так думаешь? Ну ладно, займись тогда наставлениями и инструкциями. А как закончишь, я возьму тебя в зону полетов. Сам полечу с тобой. Пройди только медицинский осмотр.

Поустка переселился в общежитие на следующий день. В рабочее время и по вечерам в неуютной комнате общежития он усердно повторял положения уставов, наставлений, инструкций по организации и правилам полетов.

— Проэкзаменуй меня, — попросил он командира через несколько дней. — Хочу подняться в воздух. А те, свои личные, дела отрегулировал, причем так быстро, что сам удивился.

— Смотри не стань женоненавистником, — посоветовал командир. — А то будешь тогда единственным в полку.

— Не требуется ли ему какой помощи? — спросил капитан про Поустку заместителя по политической части командира полка, когда выслушал его информацию, Сознание собственной вины продолжало смущать капитана, и он хотел, хоть и с опозданием, чем-то помочь Поустке.

— Нет. Он все привел в порядок сам. Только вот надо бы освободить для него прежнюю должность. Капитан Блажек — человек холостой, он не будет возражать, если его переведут на такую же должность в другую часть. С таким предложением, собственно, я и приехал.

— Организуем это.

— Все остальное в порядке, — сказал замполит части. — Мы еще услышим о нем немало хорошего.

Поустка приступил к полетам. Опыт летчика не был утрачен им за время длительного перерыва. Он быстро восстановил то, чем раньше владел в совершенстве, и в короткий срок наверстал все, в чем остальные опытные летчики ушли вперед.

Поустка вылетал на боевое дежурство и старался получать это задание чаще, чем остальные. Уже сама по себе задача — находиться в самолете и быть готовым к старту — вызывала в нем чувство удовлетворения и позволяла забыть личные неприятности.

Вскоре были отмечены новые вторжения в наше воздушное пространство. Истребители своевременно поднимались в воздух, но перехватывать нарушителей не удавалось. Однажды оператор радиолокационной станции потерял цель. В другой раз помешали недоразумения на линии связи.

Летчики были в ярости. Генерал нервничал, ездил по аэродромам и наказывал людей.

— Но ведь этим ничего не исправишь, — сказал однажды капитан.

— Будь потише, — отрезал генерал. — У тебя только и дел, что собрания да убеждения; можешь теперь видеть их результаты.

Советский генерал беспокойно пересаживался с места на место.

— Важно то, желают люди добросовестно нести службу или нет, — сказал он.

— Еще не хватало, чтобы не желали! — ответил генерал. — Если бы было иначе, они бы вовсе распустились.

— Тогда, видимо, причину надо искать в ином, — заключил советник.

— Будем учить взаимодействию. Улучшим боевую подготовку людей, — решил генерал. Вызвал начальника штаба и решительно отдал ему соответствующие распоряжения.

Выполнение очередных задач было отложено, зато полным ходом развернулись тренировки. Настроение личного состава поднялось; люди понимали важность того, что делали. Установили порядок взаимодействия с прилетевшими по приглашению советскими летчиками.

А там, на другой стороне, притихли, удивленные активностью наших полетов и не понимавшие, чем это вызвано. Затем решили совершить полет над территорией Чехословакии, для чего тщательно отобрали летчика. Им оказался капитан Голлинс, который совсем недавно прилетел в Западную Германию с корейского фронта для передачи опыта; на своем счету он имел несколько сбитых самолетов. Когда его ознакомили с задачей, он высокомерно изрек: «С этим справился бы и новичок».

После неудачной попытки перехватить нарушителя на наших аэродромах несколько недель боевое дежурство несли лишь старшие, опытные летчики. Их было немного, и, хотя они почти ежедневно находились в состоянии боевой готовности, они не только не роптали, но даже были довольны этим. Однако было очевидно, что и они устали. Бесконечно так продолжаться не могло; поэтому чрезвычайное положение было отменено и на дежурство снова выходили все летчики.

Поручик Пиларж в этот день нес боевое дежурство впервые в жизни. Вместе с ним был поручик Кокеш, такой же новичок. Когда Пиларж шел к своему самолету, он услышал, как кто-то из летчиков иронически заметил:

— Камикадзе идет на дело.