Николай Дворцов - Море бьется о скалы [Роман]

Увидав русского, норвежцы приветственно трясут головами, улыбаются, а один, предварительно оглядевшись, поднимает сжатый кулак: Рот фронт! Людвига среди них нет, но тот высокий, что стоит около циркулярной пилы, кажется, работал тогда в лагере. Он должен знать Людвига. Надо спросить…

Степан, прежде чем подойти к норвежцам, проверяет, не угрожает ли откуда опасность. Дождь остановил выгрузку из баржи цемента, и поэтому в складе, кроме норвежцев, никого не видно. Распахнутые двери завесила шторой вода. Там тоже никого не видно.

Степан делает несколько шагов… И почти сталкивается с вышедшим из-за штабеля мешков вахтманом. На немце пятнистая плащ-палатка, из-под которой угрожающе высовывается ствол карабина.

Степан теряет способность двигаться и соображать.

Прошло две-три секунды.

Степан смотрит на вахтмана, но больше на ствол карабина, который зловеще уставил в живот Степана свой черный зрачок. Появляется мысль о том, что Жорка был убит в живот. Убил его вахтман потому, что захотел убить. И этот может, если захочет…

— Ви шпет [24] — Сколько времени? ? — как-то само собой вырывается у Степана.

Это лучше, чем стоять столбом. К тому же вопрос — уже проверенный пробный шар. Если немец злой, он начнет лезть из кожи: «Время. Не работаете, а только время спрашиваете. Лодыри! Вон! На место!» Тут, как говорится, подавай бог ноги.

Но иногда случается иначе — вахтман буркнет сквозь зубы, сколько времени, и отвернется, дескать, больше разговаривать он не намерен, уходи по добру и здорову.

Этот вахтман не сделал ни того, ни другого. Он неторопливо высвободил из-под плащ-палатки левую руку, пальцем правой отодвинул рукав. Когда немец смотрел на часы, Степан уловил в его лице что-то знакомое. Да это же тот вахтман, который отправил его с разбитым пальцем в ревир! Давно уже было, потому и не узнал… Да и немец, кажется, изменился, постарел, что ли?

Вахтман пристально смотрит на зеленые, все в ссадинах и царапинах руки Степана. Неужели узнал, вспомнил?

— Двадцать минут четвертого. Зажил палец?

Степан молча показывает палец, на котором вместо сбитого ногтя растет, коробясь, новый.

— Где остался дом?

— Далеко. В Сибири.

— В Сибири?! — удивляется немец. — Ты из Сибири? Там очень холодно?

— Холодно человеку, когда он насквозь промок, когда пустой желудок. А если сыт, тепло одет…

— Да, да, — немец сочувственно вздыхает. — А нас все пугают Сибирью. Говорят, если большевики победят, они всех отправят в Сибирь. Снег в два метра, мороз и медведи… Они, говорят, хватают людей прямо на улицах.

Степан улыбается.

— Верите?

— Я — нет, а многие верят. Я понимаю, для чего все делается.

Вахтман вытягивает шею, смотрит в один конец склада, в другой, кивает на норвежцев, которые теперь по-настоящему работают.

— Все боимся друг друга и ненавидим…

Степан удивлен. Что это — выродок, белая ворона?

Хотя остались среди них такие, которые не потеряли еще рассудка и элементарной человечности.

Степану вспомнилось, как гнали их в мае по украинской степи. От зноя и жажды пленные падали. Некоторые с помощью товарищей поднимались, опять брели, а некоторым обессиленные товарищи уже не могли помочь. Они оставались на пыльной дороге. Пленные, расступаясь, обходили их. Вскоре позади раздавался выстрел. Он был негромким, сухим, словно щелчок бича, но от него вздрагивала вся колонна и невольно ускоряла шаг.

Одно из сел, в которое их загнали, оказалось до отказа забито подтягивающимися к фронту солдатами. Чистые, сытые, с глуповато-нахальными ухмылками, они выстроились по обочинам дороги, образовав коридор. Почти все в одних трусах и почти все вооружились палками, сложенными вдвое ремнями, на тяжелых металлических пряжках которых написано: «Готт мит унс» [25] С нами бог. .

Немцы били пленных, от души смеясь, стаскивали мало-мальски добрые сапоги, искали часы, автоматические ручки. Плотный мускулистый немец, приняв стойку боксера, посылал в колонну удар кулаком то левой, то правой руки. Попадание в лицо вызывало громкий восторг «боксера» и его соседей.

— Нох! Нох айн маль! Шён! [26] — Еще! Еще раз! Прекрасно! — кричали немцы.

В этой суматохе Жорка схватил за руку Степана, подбежал к немцу, который стоял около ворот. Немец поспешно втолкнул их в калитку. Посреди двора виднелась на колодце бадья, вся мокрая, полная желанной воды.

Они пили по второму разу, когда конвоир, заскочив во двор, вскинул автомат. Он убил бы, не вступись за них тот неизвестный солдат.