Сергей Алексеев - Московская битва, 1941–1942

Война есть война. Всякое здесь бывает. Лопата и та стреляет. Москва готовилась к схватке с врагом. Вокруг города возводились оборонительные рубежи. Рылись окопы. Создавались баррикады, завалы, возводились проволочные заграждения, устанавливались «ежи» и надолбы. Тысячи женщин, стариков и подростков брали в руки кирки, ломы, лопаты…

Длинной полоской уходит ров. Вот он прямо идет, вот чуть изогнулся, коленце сделал. Пополз чуть на взгорье. Сбежал к низинке. Пересек оголенное поле. Ушел за ближайший лес. Это противотанковый ров. Много их у границ Москвы. И этот. И чуть правее. И чуть левее. И дальше – за лесом. И дальше – за полем. И дальше, и дальше – перекрывшие горизонт.

Костя Незлобии – студент-текстильщик. В землеройной студент бригаде. Просится Костя в армию:

– Я в роту хочу. Я – в снайперы.

Не взяли Незлобина в армию. Слаб оказался зрением. И вот в землекопах теперь Незлобии. Вместе с другими копает ров. Девушки рядом, подростки, женщины. Старшим – старик Ордынцев.

Объясняет Костя:

– Не взяли в снайперы.

– Тут тоже, Незлобии, фронт, – отвечает Ордынцев.

– Подумаешь, фронт! – усмехнулся Костя. – Канава, ров.

– Не ров, а военный объект, – поправляет старик Ордынцев.

Только сказал, как в небе низко, совсем над землей, над людьми, над окопом пронесся фашистский летчик. Бросил он бомбу. Открыл огонь.

– Ложись! – закричал Ордынцев.

Бросились люди на дно окопа. Переждали огонь врага. Трижды в тот день приходили сюда фашисты.

– Ну, чем же тебе не фронт! – посмотрев на Костю, усмехнулся старик Ордынцев.

Ночь опустилась над лесом, над полем. На отдых ушли отрядники. Рядом на взгорке стоит деревня. Расположились в уютных избах. Только стал засыпать Незлобии, вдруг голос:

– Тревога! Тревога!

Вскочил Незлобии. Момент – на улице. Узнал, в чем дело. Оказалось, с воздуха сброшен фашистский десант. Проснулись люди. Бегут на поле. Промчались кони – наряд охраны. Вернулся Костя к избе, к сараю. Схватил лопату – вперед, за всеми.

Бежит к окопам, где место сбора. А здесь девчата, а здесь Ордынцев. Вдруг с неба – солдат фашистский. Повис на стропах. И прямо в группу.

Не ожидали девчата «гостя».

– Ай, ай! – с испуга.

А Костя словно лишь ждал момента. Схватил Незлобии секиру-заступ. Фашиста в спину.

– А-а-а! – взревел десантник. Осел и рухнул. Лежит, раскинул руки.

Расцеловали Костю друзья-девчата.

– Снайпер, ну, право, снайпер, – сказал Ордынцев.

Отбили люди десант фашистов. Вернулись в избы, ко сну, к покою. А утром снова трубит побудка. И снова люди в суровом поле.

Смешались с фронтом тылы, обозы. Кругом девизом, кругом паролем:

«Врага не пустим!»

«Врага осилим!»

И взмах лопаты как взрыв снаряда. И если надо, она копает. И если надо, она стреляет.

Гошка, Витька и Алешка – три приятеля с Волхонки.

В дни обороны Москвы население города не только уходило в ряды ополченцев, не только помогало в сооружении оборонительных рубежей и укреплений. Все, кто мог, стали к станкам московских заводов. Жена заменяла ушедшего на фронт мужа, сестра – брата, старики – сыновей, подростки – своих отцов.

Круглые сутки, в три смены работали московские заводы. Все, что необходимо фронту, выпускали тогда заводы: гранаты и мины, колючую проволоку и противотанковые «ежи», железобетонные надолбы, снаряды и другое вооружение, военное обмундирование и много-много другого военного имущества.

На одном из московских заводов и работали трое друзей.

Вот идут они с работы. Вот встречают их мальчишки. Все мальчишки на Волхонке обожают трех друзей. Вот кричат привет мальчишки:

– Здравствуй, Гошка, здравствуй, Витька! Здравствуй, Лешенька, привет!

Остановились ребята, улыбнулись:

– Нас не трое, нас четыре.

Сказали и пошли себе дальше.

Стоят мальчишки, смотрят подросткам вслед, поражаются:

– Где четыре? Как четыре?! Где четыре, если три!

Верно – трое идут ребят. Три спины. Три головы. Четвертой нигде не видно.

Через несколько дней снова мальчишки увидели трех друзей. Озорно кричат мальчишки: