Владимир Першанин - Русский гигант КВ-1. Легенда 41-го года

Гулко ахнула гаубица, завалив амбразуру. Но через полминуты пуля пробила плечо Михаилу Журову. Рана сильно кровоточила, ее туго перетянули бинтами, но капитан вырывался из рук и пытался помочь механику.

– Да я уже заканчиваю, Михаил Филиппович, – вытер пот со лба сержант. – Сейчас двинемся.

Обычно спокойный и рассудительный, капитан Журов торопил танкистов, словно предчувствуя опасность.

– Тимоху берегите. Без механика пропадем.

Наконец закончили ремонт. Тела погибших положили на броню. КВ-2 двинулся к выезду со станции, но все дороги были перекрыты. Вели огонь противотанковые пушки, минометы. Вынырнул из-за угла Т-4 и, быстро прицелившись, выпустил снаряд.

Удар в башню встряхнул машину, но броню не пробил, хотя немец стрелял каким-то усиленным зарядом. Оплавленная вмятина была размером с кулак.

– Ребята, вперед, – хрипел, теряющий сознание, Журов. – Прорвемся.

Т-4 вынырнул снова. Он стрелял, целясь в одно и то же место. Еще одна вмятина появилась в нескольких сантиметрах от первой. Их соединяла извилистая трещина. Стало ясно, что третьего попадания, если оно будет таким же точным, броня не выдержит.

Экипаж Т-4, предчувствуя успех, вылетел на пригорок, чтобы выпустить очередной снаряд. Не успел. Остановившийся «Клим Ворошилов» поджидал немецкий «панцер» с одним из последних оставшихся снарядов в стволе.

Фугас взорвался под брюхом Т-4. Проломил броню, выбил несколько колес и разорвал гусеницу. Осевший на одну сторону «панцер» все же сумел выстрелить, но болванка ушла в сторону и, рикошетя, врезалась в стену кирпичного дома.

– Доигрался, паскуда!

– Тимоха, прибавь ходу. Больше никто не полезет.

Механик-водитель Тимофей Болотов не рискнул дать полный ход. Кое-как залатанная гусеница и вихляющее колесо могли подвести их в любой момент на ухабе. Сержант вел машину ровно, на средней скорости, тщательно объезжая выбоины и ухабы, встречающиеся на пути.

Опытный артиллерист Журов, наверное, заметил бы подстерегавшую их опасность. Но контуженый экипаж и бойцы, сидевшие на броне, не увидели, как в километре от них разворачивает свой хищный пятиметровый ствол зенитное орудие калибра 88 миллиметров.

На этом расстоянии снаряд знаменитой немецкой пушки «восемь-восемь» пробивал десять сантиметров брони. А оптика, рассчитанная на вражескую авиацию, ловила с большой точностью любую цель, тем более малоподвижную.

Раскаленная десятикилограммовая болванка пробила кормовую часть башни, разорвала тело командира орудия и смяла казенник гаубицы. Башня наполнялась дымом, горело какое-то тряпье.

Капитана Журова ударило всем телом о металл, сломало ребра.

– Всем покинуть танк, – прохрипел он. – Быстрее!

Успели выскочить механик-водитель и заряжающий, который вытащил через кормовой люк с помощью артиллеристов капитана Журова. Он, единственный из всех, понял, что произошло, и торопил выживших.

– Ребята… быстрее, если…

«Если хотите жить!» – хотел сказать капитан, но последнюю фразу произнести не сумел, изо рта текла кровь. Второй снаряд угодил в открытый кормовой люк, кромсая все внутри. Вспыхнули три оставшиеся снарядные гильзы с мешочками пороха. Сейчас рванут фугасные заряды!

Взрыв воспламенил остатки горючего, «Клим Ворошилов» горел, окутанный облаком дыма. К танку бежали солдаты местного гарнизона, завязалась перестрелка.

Михаил Журов приподнялся на локте, вытащил из карманов документы и наградной револьвер.

– Передадите нашим… уходите по ложбине, а затем вдоль речки… найдете дорогу. Ты, Тимоха, парень шустрый, выведешь людей.

Сержант согласно кивнул.

– Мы тебя вытащим, Михаил Филиппович.

Капитан покачал головой и выстрелил себе в висок. Все произошло настолько неожиданно, что минуту или две все молчали. Автоматные очереди заставили бойцов зашевелиться.

Забрав наградной «наган» и документы капитана Журова, бойцы побежали к речке, вдоль которой можно было уйти к своим.

Над станцией висело густое облако дыма, горели цистерны с бензином. Бойцов упорно преследовали и сумели оторваться от погони лишь четверо, в том числе сержант Тимофей Болотов.

– Какого человека потеряли, – с горечью сказал начштаба Воронин, перебирая документы погибшего командира роты Журова. – На станции он шорох навел. К награде его надо представить.

Комбриг Зайченко нервно курил папиросу.

– Какие сейчас награды! Половину бригады потеряли, немцы напирают, а отступать нам категорически запретили. Думай, где резервы брать, а не о наградах.