Сергей Борзенко - Огни Новороссийска [Повести, рассказы, очерки]

Колонна прошла густой грабовый лес и вышла на открытое, ничем не защищенное поле. По обе стороны дороги тянулись поля дозревающей ржи. Солдатам запретили выходить из колонны и садиться на землю.

Вдруг раздался тревожный возглас:

— Воздух!

Бойцы подняли головы, увидели шесть самолетов с тонкими серповидными крыльями, зло мерцающими в лучах заходящего солнца. Фашистские летчики пугливо прошли вдоль колонны и, убедившись, что поблизости нет ни зенитных орудий, ни пулеметов, стали круто снижаться. Красноармейцы увидели черные кресты и свастику.

Самолеты перешли на бреющий полет, словно намеревались давить людей колесами. Но никто из красноармейцев не бросил материальной части, не побежал, самолеты были встречены выстрелами из винтовок и ручных пулеметов.

Колонна, не задерживаясь, продолжала марш к ближайшему лесу. Там была отдана команда рассыпаться за деревьями.

Зажигательная пуля ударила в один из четырех прицепов, которые вез тракторист Николаев. Змейка яркого огня с шипением поползла по сухим доскам прицепа. Посыпались во все стороны колючие искры, и деревянные ящики с тяжелыми снарядами загорелись. Было ясно — пройдет несколько минут, и гигантский взрыв разметает колонну, уничтожит орудия и людей.

Николаев спрыгнул на дорогу, сделал несколько поспешных шагов в сторону, собираясь отбежать подальше, лечь на землю, переждать опасность.

Лежа на земле, он подумал: «Снарядов теперь уже не сберечь, но можно спасти орудия и людей, а для этого надо отцепить горящий прицеп, благо он был последним в колонне…»

Николаев оглянулся вокруг, увидел убитого командира батареи — лейтенанта Филиппова, и сердце его сжалось от боли. Он встретился взглядом с трактористом Федором Зеленцовым. Оба были из одной комсомольской организации и хорошо знали друг друга.

Николаев позвал товарища.

— Помоги отцепить прицеп. Быстро!

Два смельчака бросились вперед, навстречу пламени. Огненные языки заметались вокруг них, больно обожгли лицо и руки.

Как быстро и легко отцеплялся прицеп раньше, когда не было опасности, и как трудно сделать это сейчас, когда все металлические части накалены, когда вокруг лица мечется пламя и едкий дым забивает дыхание. Дорога каждая секунда, каждое мгновение могут начать рваться снаряды.

Наконец тяжелый крюк упал на землю. Николаев поспешно сел за руль, дернул рычаги, и трактор плавно пошел все дальше и дальше от огненного костра.

Снаряды взорвались, когда Николаев отъехал метров на четыреста от горевшего прицепа. Гигантский столб дыма поднялся к небу. Вздрогнули горы, сухая пыль осыпала тракториста, припудрила его улыбавшееся лицо с голубыми глазами и слегка вздернутым носом. Никто не пострадал, пушки были спасены, колонна продолжала марш.

Тракторист Зеленцов достал носовой платок, вытер им потное, измазанное землей и сажей лицо товарища.

Командир артиллерийского полка в присутствии красноармейцев — товарищей Николаева — поблагодарил его за проявленный героизм и находчивость. Николаев покраснел от смущения и ответил, что точно так же поступил бы каждый тракторист, случись это на его прицепе.

— Молодец! — похвалил его командир.

— Так точно, молодец, иначе звали бы Акулькой.

Красноармейцы дружно захохотали.

Вечер я провел с Николаевым в саду, в котором остановилась его машина. На травах и на листьях деревьев лежал толстый слой сухой пыли, напоминавшей пепел.

— Весь день шли войска по дороге, — сказала девушка гуцулка, принесшая нам из своей хаты кувшин молока. Она села рядом на расстеленную плащ-палатку. Сидеть с ней было приятно, хотя мы не могли даже разглядеть черты лица ее в темноте.

На прощание девушка сказала:

— Больно, что вы уходите, но вы еще вернетесь. Я верю, что вернетесь, — поцеловала нам руки и убежала проворная, как коза, не назвав даже своего имени.

…Всю ночь километрах в десяти в стороне от дороги перекатывалась перестрелка, от которой храпели и вздрагивали во сне лошади. В тревожное небо врезались цветные ракеты.

Я спал чутко, не раздеваясь, не снимая сапог, и проснулся от странного шума. Старый усатый гуцул в белой, залитой кровью рубахе взволнованно спрашивал часового, где он может найти врача. Я подошел к группе красноармейцев, собравшихся возле старика. Увидев на петлицах моих кубики, гуцул потянул меня за собой, в сторону немцев.

— У меня в хате трое раненых солдат… Ранком придет герман, забьет их.