Николай Прохоров - Прыжок в темноту [Из записок партизана]

— Да, кому, видно, война, а кому масленица, — заметил Лукоян. замедляя шаг. — И девки там есть. Слышишь, смеются?

Не глядя на окна, Тарас выругался и быстрее зашагал домой. Он торопился увидеть мать.

— Только и умеют, гады, самогонку пить.

Гришин привел Громова к себе домой. Он был приветлив, все время улыбался, излишне суетился.

— Ну, вот мы и дома. Давай, Маша, собирай на стол, угощай, — командовал он жене, без всякой цели передвигал с места на место стулья.

В доме было чисто. На широкой кровати, стоявшей вдоль стены, пестрело лоскутное одеяло, дыбилось с полдюжины подушек в розовых наволочках. На окне стояли два горшка с цветущими геранями, а между ними красовался букет из выкрашенных в малиновым цвет стружек. Он стоял в каком-то старом медном канделябре с рельефным изображением амура. Все убранство дома говорила о маленьком благополучии…

Громов, показав на узкий ковер, висевший над кроватью, пошутил:

— Не боишься, что немцы сопрут? Они большие охотники до таких вещиц.

— Мы их так проучили, что и глаз не кажут к нам, — ответил Гришин, наливая в граненые стаканы мутный самогон. — Пять человек тогда убили у них.

— А вообще-то как боевые дела идут? — между прочим спросил Громов.

— Да как сказать, — стараясь быть безразличным, ответил Гришин. — Вот недавно три разведчика подбирались, так мои ребята одного кокнули. И сейчас вон в сарае мундир его лежит. А больше пока не приходили к нам оккупанты. Боятся, видно.

— Ну, а сами вы ходили куда-нибудь на операции?

— Я, видите ли, придерживаюсь другой тактики, — сказал Гришин. — Бить оккупантов, когда они сунут свое рыло к нам. — Подумав, он значительно добавил: — И если бы в каждом колхозе был такой отряд, как, скажем, у нас, фашистам давно бы пришел конец.

При этих словах Гришин даже поднялся с места. А Громов молча опустил голову, барабаня пальцами по столу. Чтобы заполнить паузу, Гришин взялся за бутылку, собираясь налить еще по одной, но Громов накрыл стакан ладонью: хватит.

— Выходит, нападений на оккупантов вы не предпринимаете? — спросил он после длительного молчания.

— Мы свою территорию защищаем. Полностью восстановили колхоз, Советскую власть. Есть поселковый Совет, правление колхоза, и готовы жизнь отдать за это.

— А для чего вы восстановили поселковый Совет?

— Как для чего? — удивился Гришин. — Что же ты — против?

Гришин улыбнулся, взглянув на собеседника, делая вид, что он принимает его слова за шутку.

— Представь себе, против, — ответил Громов. — Потому что это похоже на детскую забаву. Может, вы и налоги взимаете с колхозников?

От этого вопроса Гришин весь покраснел, и Громов понял, что попал в самую точку.

— Мы должны бить фашистов и днем и ночью, — уже горячо заговорил Громов. — Искать и преследовать их повсюду, а не ждать, когда они придут и станут под мушку. Что это за тактика?

Гришин сразу изменился в лице.

— Я понимаю, — с иронией начал он, — ты на меня в обиде, товарищ Громов, за то, что тогда не помог я вам. Слыхал, в Козыревке неудачу вы потерпели…

— Нет, отчего же? — прервал его Громов, вдруг вспыхнув. — Как раз бой был удачен. Мы перебили там всех офицеров, немало солдат положили, продукты захватили для отряда. Но уж если вспомнить тот случай, то признаюсь, я был очень удивлен вашим отказом. Теперь-то мне понятно.

— Что тут удивительного? Мы получили данные, что на нас из Суземки собирались напасть.

— Тогда вам следовало поставить нас в известность или другой соседний отряд.

— Думаю, что мы справились бы одни. У нас есть пулеметы, и даже ротный миномет имеем. Мин только нет к нему.

— А если бы не справились? — спросил Громов. — Зачем же подвергать опасности целый отряд? Кстати, где вы пулеметы достали?

— Известно, где добывают оружие партизаны, — неопределенно ответил Гришин.

— А все-таки?

— Да уж достали… — улыбнулся Гришин, уклоняясь от прямого ответа.

Разговор шел натянуто, а Громову не хотелось этого. В глазах Гришина появилась тревога, он все чаще брался за бутылку. Уступая его настойчивости, Громов немного выпил из стакана.

— Сколько у вас бойцов в отряде? — спросил Громов.

Гришин как-то заерзал на стуле, украдкой взглянул на гостя.

— Да ведь это военная тайна, — ответил он, стараясь придать своим словам шутливый тон.

— Я это вот к чему спрашиваю, — серьезно заговорил Громов. — У вас много людей. Они потом должны будут отвечать перед Советской властью, чем занимались в такое тяжелое для страны время. Подумайте об этом. Я с вами говорю начистоту, как коммунист с коммунистом.