Александр Письменный - Фарт

В парке, увлекая Катеньку в дальнюю аллею, Севастьянов говорил:

— Человек — существо всемогущее. Захотел — канарейку вывел, захотел — заводов понастроил да сталь сварил, захотел — девушку обнял да поцеловал…

Но поцеловать себя в первый вечер Катенька не позволила.

Начиналась осень в ту пору, в вечерней тишине громко скрипел песок под ногами гуляющих, глухо доносилась с танцплощадки музыка, деревья по краям аллеи стояли черные, молчаливые, точно отгораживали от Катеньки и Севастьянова остальной мир.

Отказ девушки Севастьянова не смутил, он не терял самоуверенности, прижимал к себе ее локоток, болтал всякий вздор и нет-нет да снова пытался поцеловать ее. Катенька смеялась, отталкивала Севастьянова, чувствуя его силу и понимая, что он намеренно уступает ей.

Когда над заводом закраснелось небо — на старом мартене начали выпуск металла, — Севастьянов проводил Катеньку домой; был третий час ночи.

А прошло пять дней, и Гошка Севастьянов говорил уже Катеньке «ты», называл ее — Катюха, и когда целовал ее, она не сопротивлялась.

В один из вечеров вскоре Севастьянов сказал непривычно мягким, стесняющимся голосом:

— Знаешь, Катюха, как бы не того… Еще влюбишься в тебя ненароком.

Катенька вздохнула, засмеялась. Она отлично поняла: эти слова — знак безоговорочной капитуляции.

Через месяц они пошли в загс и расписались.

Именно он, Геннадий Севастьянов, подбил Катеньку бросить продуктовый магазин и поступить на завод станочницей.

Чуть ли не каждый день он твердил:

— Не понимаю — какой интерес сидеть в кассе, считать чужие денежки? Ведь противно, нет? И никакой перспективы, разве только какая-нибудь раззява бумажник в окошке забудет. Так ведь и то побежишь, отнесешь заведующему… То ли дело: пойдешь в цех, станешь к станку — картина! Будешь рабочим классом — красота! Да и заработок больше раза в два, если не в три…

Он сам очень гордился, что работает на металлургическом заводе, и считал, что и для Катеньки нет лучшего места на земле.

Катенька отфыркивалась, смеялась, показывала свои отмытые после штемпельной краски, белоснежные, красивые руки. Куда ей к станку? Мозоли натирать?

Но от магазинной духоты, сутолоки, треска кассового аппарата у нее к концу рабочего дня болела голова, и, не говоря никому ни слова, она частенько подумывала: «Хорошо бы действительно уйти из продмага».

Жили они с Геннадием еще раздельно, ждали, когда заводоуправление даст отдельную комнату, и как-то Катенька призналась своим домашним:

— Продмаг осточертел — сил нет. Муженек мой благоверный все сманивает на завод. Может, пойти в самом деле?

В городе, где завод был центром жизни, такой вопрос никого удивить не мог. Тем более резонным показалось ее желание Пете и Марье Давыдовне.

— Ай да Катюшка, молодец! Какой может быть разговор! Неужели до скончания века терлинькать на кассовом аппарате? Ты же не кисейная барышня! — Петя жеманно изогнулся, всплеснул руками и покачал кистями в воздухе.

А Марья Давыдовна спросила:

— А что скажет тетушка?

Не будучи слишком уверенной в серьезности Катенькиного намерения, так как считала золовку девушкой легкомысленной, она в то же время отлично представляла себе, как отнесется к нему тетушка Турнаевых, женщина вздорная, полная нелепых предрассудков и твердого убеждения, что именно ей известны все житейские тайны.

Петя возмутился:

— «Что станет говорить княгиня Марья Алексевна…» — так, что ли? Ничего, живем, слава богу, не в грибоедовские времена.

Но тетушка уже и без того метала громы и молнии по поводу неудачного, по ее мнению, брака Катеньки с Севастьяновым. Она примчалась тогда в Косьву, однако поздно было что-нибудь изменить — молодые уже побывали в загсе. Хочешь не хочешь, тетушка переборола свое недоброжелательство к сталевару и приняла участие в свадебном торжестве. Пировали весь день, да еще два дня допировывали. Как говорили соседи, свадьба была справлена на славу: «Шесть сотен рублей денег, сорок человек людей, водки пятьдесят пол-литров». Шестьсот рублей по тем временам — сумма была изрядная.

Теперь тетушку ждал еще один удар. Простая станочница, заводская работница… Она несколько иначе рисовала себе будущее племянницы.

Из-за Катеньки тетушка вообще испытывала много огорчений. Сперва она была в отчаянии, что Катенька отказалась переехать к ней в областной центр. Затем она испытала тяжелые переживания по поводу того, что Катенька бросила учиться. Позже новое потрясение: Катенька, ее Катенька, поступила кассиршей в продовольственный магазин! Неужели не могла найти ничего лучшего? Наконец, этот нелепый, неравный брак со сталеваром! Что, у них людей нет в городе, что ли? Да она могла с ее внешностью стать киноактрисой! Молодая, интересная девушка — и выходит замуж за простого сталевара! Этого тетушка не могла понять.