Макс Шульц - Летчица, или конец тайной легенды [Повесть]

В фургоне стало немыслимо душно. Июльское солнце висело прямо над головой. Люба застонала во сне. Или застонала от боли. Теперь целые участки дороги проходили по тряским разъезженным гатям. «Великий мыслитель» издавал порой малопонятные звуки. Я стал к заднему окошку, заняв наблюдательный пост. Пусть шофер, который в зеркале заднего вида мог видеть весь фургон, считает, что я в полном порядке. Со своей стороны я мог видеть его лицо в том же зеркале. На изъявления моей полнейшей благонадежности он отвечал злобной тупостью. Я предпочел бы, конечно, сесть на пол, прислонясь к узкой стороне шкафа. И плевать бы я хотел на этого тупого и злобного типа. Мне, собственно говоря, никто и не приказывал занимать наблюдательный пост. Но вздумай я сесть, я бы тотчас, немедленно уснул. Напряжение во мне ослабло. Веки висели тяжело, как испорченные жалюзи в рамах глазниц. Беседу с девушкой теперь, когда она спала, а на меня навалилась усталость, я воспринимал как нечто нереальное. Может, проснувшись, она посмотрит на меня совсем другими глазами. Я начал сомневаться в удачном исходе наших диалогов. Потому что в них больше говорилось о смерти, чем о жизни. Но я устоял перед неодолимым искушением сесть на пол, прислониться спиной к шкафу и отплыть в реальную нереальность. Даже когда я не устал, едва колеса подо мной начинают крутиться, я тотчас засыпаю. И не я один. Наверно, так задумано природой, которая жалеет солдат. У него транспортная сонливость — таким термином это обозначено. При этом чаще всего видишь сны, которые не имеют с войной ничего общего. Колеса вертятся и подпрыгивают, напевая свою колыбельную песнь, до мозга костей пронзают спящего бурными и грустными ритмами. Опиум для пешеходов войны. Но теперь от меня требовалось не смыкать глаз. Потому что спала она. С этой минуты один из нас должен был не смыкать глаз, пока другой спит. С этой минуты. Но до каких пор? Я поглядел в окошко на светлое стеклянное небо. Я видел, как мы бежим, все бежим и бежим, но никогда не прибиваемся ни к какой стороне. И мне казалось это прекрасным. Идиот я, идиот.

Мы ехали по холмистой местности, поросшей лесом. Порой я видел у дороги заброшенные земляные бункеры, сторожевые посты против партизан. Три года подряд они были очень нужны, может, еще вчера. Но сегодня они стали прошлым. И все больше машин, орудий, сброшенных с настила, расстрелянных, взорванных, а порой вполне исправных. Я увидел даже черный «мерседес» с брезентовым верхом. На лаке — ни единой царапинки. Вероятно, у начальства кончилось горючее. Кротке, надо думать, с превеликим удовольствием наложил бы лапу на осиротелый предмет роскоши. Но не мог себе это позволить. Кротке намерен вернуться в рейх на чужих колесах. Один раз дорога вела через узкую речку. Мост рухнул в воду. Из немногих деревень и дворов, которые попадались мне по дороге, все сплошь были сожжены до основания. Лишь обгорелые печи высились как саркофаги. Некоторые пожарища еще дымились. Дымилось и поле горелой ржи, которое я увидел. Колонна шла без остановок. Кротке гнал как одержимый. Он вполне полагался на тяжелые моторы «тридцатьчетверок».

Когда наш фургон еще раз подпрыгнул на выбоине, распахнулись дверцы шкафа. Из него шлепнулись на пол несколько туго набитых мешочков. Шофер в свое зеркальце тоже это увидел. Я дал ему знак: без паники, я все приведу в порядок. Он хмуро кивнул. Весь шкаф был доверху заполнен такими набитыми мешочками, а на нижней полке между ними торчали горлышки бутылок. Полицай, когда вынимал бутыль, потом запер дверцы, но забыл наложить железную скобу. На мешочках висели бирки с надписями: мука гороховая, фасоль, рис, сахар, соль, пищевой жир в банках, хлеб. Когда я поднимал с пола и снова укладывал выпавшие мешочки, я обнаружил один, который не был туго набит и в который что-то было завернуто. Я потрогал завернутое и нащупал деревянное ложе и ствол автомата. И три тяжелых, стало быть полных, диска. А ну, девочка, что ты мне присоветуешь? Сделать? Не сделать? Шофер этого увидеть не может. Я стою за распахнутой дверцей. Сделай, отвечает спящая девушка. Сделай, если ты мало-мальски надежно можешь его перепрятать. Подняв с пола последний выпавший мешок, я обнаружил мало-мальски надежный тайник. Между ножками колоды для мяса лежал ворох пустых мешков. Под ними и можно было мало-мальски надежно спрятать мою находку. А если они его все-таки обнаружат? Знать ничего не знаю. Спросите лучше у покойников. Уж кто-нибудь окажется в курсе. Я понял тебя, Люба: теперь нельзя следить за шофером. Если он заметит, что я за ним слежу, у него возникнут подозрения. Подумает, что я как-то словчил. Он насквозь пропитан недоверием. Может, он видел, как мы снимали наручники. Про зеркальце заднего вида мы в ту минуту начисто забыли. И слава богу, что забыли. Не то мы никогда не посмели бы это сделать. Я делаю вид, будто дверца у меня никак не закрывается. Я жду, когда очередная выбоина в бревенчатом настиле отвлечет его внимание. Готово, отвлекла. Теперь под колодой у нас есть кой-какой запас на черный день.