Он снял со лба компресс, он размотал обмотки с ног. Льняное полотенце, две половинки льняной дамской сорочки. Вот сумасшедшая баба; сама ведь признается, как соблазнительна для нее мысль избавиться от меня не мытьем, так катаньем. И тут же разрывает пополам свою последнюю рубашку — на компрессы для немца. Ох, если проведает добрая тетечка! Тамара приготовит завтрак. О, девушка, ты еще удивишься, бедный Лазарь натянул сапоги и встал, словно могучий дуб.
Но никакой Тамары нет, и вообще поблизости ни души. Лежит в сыром тумане заброшенная стройплощадка фольварка. Не зажжен огонь, не стоит на огне вода для чая, не оставлено никакой записки. Могучий дуб рухнул на скамейку возле очага. Видно, девушка очень торопилась. Побежала со всей скоростью, на какую только способны ее стройные ноги в толстых чулках. Прямиком побежала в деревню. Ура, тетечка! Немец горит в жару, немца надо в лазарет. Ведь вот как можно обмануться в человеке! Ну, давай возвращайся с дорогой тетечкой и с колымагой для доходяг. А я раскрою свой учебник. Существительные. Прилагательные. Немецкий пленный. Русская девушка. Разорванная девичья сорочка, не забудьте прихватить кочергу. Чтоб подцепить улики.
Жар заглушает голод. Но не жажду. Человек пошел к колодцу и выпил полный котелок ледяной воды. Большими глотками. Какая благодать, какая благодать. Все вы, немцы, свиньи. Ты права, девушка. Трижды проклятая война. Она пробуждает в человеке скотские мысли. Человек вернулся к очагу. Нащепал лучины. Смел золу. Лучина тлела, но вспыхивать отказывалась. У сырого дерева нынче гадкое настроение. Оттепель воздействует на психику.
Итак, начнем! Крепко в землю врыт… Как там дальше? Пусть со лба течет твой горячий пот. Блаженство тому, кто живет в дому. Каменные дома — они самые прочные. А доски пусть идут в деревню. Пусть себе. Я ж не жадина какой, я ж не вырываю у людей кусок изо рта. Я и сам себе пособить сумею. Шесть метров на три. И ни на пядь меньше. Камня здесь хватит. Глина недурно заменяет цемент. На холме почва сырая. Значит, глина есть. А может, и мел где-нибудь сыщется.
С помощью трехметровых досок человек выложил по прямой очертания своей хижины. По углам он прорыл в земле дыры. На толщину ладони почва уже оттаяла. Лишь забив в землю четыре пограничных столба, человек успокоился. Нет занятия прекраснее, чем прикидывать размеры своего будущего дома. Нет вида прекраснее, чем вид готового собственного дома. Мужчина забрался на полурухнувшую печь посередине огороженного участка, чтобы сверху полюбоваться на свое царство. Один из печных углов был в целости и сохранности. Покуда Рёдер стоял на лежанке и видел мысленным взором стол и скамью, кровать, и полку, и даже гвоздь на стене, чтоб вешать скамеечку для снимания сапог, у него вдруг потемнело в глазах, он хотел было вытянуть вперед руки, как вытягивают слепцы, но не смог вытащить их из карманов шинели. Несмотря на теплую погоду, он все еще ходил в тяжелой шинели. Когда у человека небольшая простуда, достаточно не снимать куртку во время работы, и через три дня все пройдет. Словно скованный по рукам и ногам, он рухнул вниз с самой высокой башни своего царства. Камни засыпали участок.
Лишь час спустя явились люди, которые искали его и нашли. Девушка — Тамара, женщина — Ольга Петровна и ребенок, мальчик с винтовкой. Мужчина являл собой достойную жалости картину. Отчасти естественную, отчасти же престранную. Уже после падения, пытаясь как-то облегчить свою участь, он залез на одну из столь высоко им ценимых трехметровых досок, но чтобы уберечься от холода, уложил доску на два подвернувшихся ему кирпича. Теперь сам он лежал примерно на пядь приподнятый над землей, один кирпич лежал ближе к концу доски, под головой, другой — посредине, там, куда пришлись подколенные ямки лежащего. А все же вместе взятое — мужчина на доске и доска на низких каменных козлах — возвышалось подобно катафалку перед полуразвалившейся печкой посреди обмеренного домашнего гнезда. Словом, как уже говорилось, это была картина, достойная жалости, отчасти естественная, отчасти престранная. Смотря на чей взгляд.
Старый Давид Бромбергер, к примеру, доведись ему увидеть эту картину, возможно, сказал бы: Мартин, Мартин, что ты валяешься дурак-дураком перед печкой, будто подгорелый пряник на противне. Мария, та бы, к примеру, бранилась: Господи, тебя ни на минутку нельзя оставить одного. Тамара бранилась еще сердитее: Это что за фокусы! Взгромоздился на стол, как покойник, да еще важничает, как духовная особа, да еще пыхтит, как лошадь. А мальчик, ребенок с винтовкой, тоже ругался: Немец только притворяется. Ольга Петровна некоторое время молча стояла в нескольких шагах от него. Потом она подошла вплотную и сделала нечто неожиданное: она осторожно наступила ногой на свободный конец полупокойницкого катафалка (свободный — если не принимать во внимание лежащие тут же ноги противовеса). Пока один конец доски с мужчиной медленно поднимался кверху, а другой, со стоящей на нем женщиной, медленно опускался, независимо от того, с какой целью был затеян этот опыт, стало ясно, насколько истощен лежащий мужчина. Ведь женщина, со своей стороны, тоже возложила на весы лишь скудные военные килограммы. А мужчина, который оказался легче, ко всему еще был в тяжелой шинели. Достигнув вершины своего чудесного вознесения, немец на мгновение открыл голубые глаза. И снова на тысячную долю секунды встретились взгляды мужчины и женщины под знаком Весов, в созвездии благосклонности.
Читать дальше