Михаил Журавлев - Одержимые войной. Доля

– Гришка! Ты вернулся! – донёсся возглас двоюродной сестры. – Давно?

– Давно, Верка, уже целых двадцать восемь минут дома. Привет, привет! Как живёшь, тихоня? Замуж не выскочила?

– Дурак ты! – фыркнула Верка, которой в марте исполнилось девятнадцать. – В гости-то позовёшь? Хочется с братиком пообниматься! Давно не видела. Небось вымахал, косая сажень в плечах?

– Не так уж и вымахал. Каким был, таким, в общем и остался. Ты-то как? Закончила техникум?

– Вот, сразу видно, что в армии не шибко сестрой интересовался. Я уже работаю. Если надо будет прибарахлиться, обращайся.

– Ну что ж, теперь у нас в семье есть блат в торговле, это хорошо! – весело произнёс Гриша, но это почему-то задело Веру. Она помолчала, дыша в трубку, и молвила обиженным тоном:

– Ты всё-таки неисправимый нахал! Ну, какой такой блат? Это вообще нехорошее слово! Постарайся его при мне и про меня не…

– Да ладно тебе, Верка! Что ты, в самом деле? Я ж пошутил! – перебил её Григорий и тут же добавил:

– Если хочешь, приезжай. Прямо сейчас можешь?

Мать укоризненно покачала головой. Первый вечер она хотела провести с сыном наедине, а получалось, что он уже готов гостей принимать. Но ничего не сказала – раз хочет, пускай, в конце концов, его праздник…

Солнце касалось крыши соседнего дома, и по стене побежали красные полосы. Наступал тёплый весенний вечер. На кухне за столом собралась уютная компания – мама с сыном, племянница Вера с подругой, приятель Виталий, который, хотя и был старше Григория на целых семь лет, несколько лет охотно играл с ним в шахматы и вообще считал его своим приятелем, и Гришин одноклассник и сосед Игорь Михельбер, вечно встрёпанный еврейский юноша в круглых очках на непомерно большом носу, сквозь которые смотрели на мир умные и наглые слегка навыкате глаза. Подругу Верки звали Настя, и она сразу заинтересовала Гришу, который точно понял маневр кузины, неспроста прихватившей с собой эту белокурую длинноногую девушку с правильными чертами лица и низким грудным голосом, выдававшим глубокую чувственность натуры. Судя по всему, Верка была несколько младше своей подруги, хотя общение между ними показалось Грише вполне ровным и свойским. Как выяснилось в разговоре, они вместе учились в одном техникуме, только Верка по торговой специализации, а Настя по юридической. Смекнув, что юрист со средним образованием – это несерьёзно, она с третьего курса техникума поступила в институт на вечернее отделение, где теперь и училась. Через год должна была получить диплом и стать квалифицированным секретарём суда, помощником адвоката или юрисконсультом на производстве. Параллельно она закончила парикмахерские курсы и работала в мужском салоне, делая стрижки и ровняя бороды бесчисленному количеству клиентов. Верка считала Настину работу причудой. Уж если собирается стать юристом, так пускай этим и занимается! А так выходит глупость какая-то: юрист-парикмахер. Но их пикировки по этому поводу как возникали, так сразу и затихали, стоило только Насте заговорить о том, что едва ли торговля может быть настоящим призванием человека – скорее, хорошим заработком! Верка не пыталась оправдать свою профессию призванием, внутренне полностью соглашаясь с тем, что торговля – это просто выгодно.

Сидя за общим столом, все поочерёдно рассматривали дембельский альбом, где фотографии, открытки перемежались с подобранными не без вкуса стихотворными строчками, вписанными каллиграфическим почерком, и слушали Гришины рассказы, приправленные по случаю некоторыми преувеличениями и экзотическими словечками из армейского лексикона и фарси. Успех рассказчика у женской половины общества был явным. Виталий слушал Гришу, не скрывая улыбки. Отслужив три года на флоте, он кое-что понимал в правде и вымысле. Но не перебивал, иногда одобрительно кивал, иногда отпускал короткие реплики, дополняющие Гришины байки по существу. Михельбер, понятия не имевший о том, что такое служба, войну представлявший исключительно по фильмам и книжкам, старательно подбираемым ему хлопотливой мамашей, слушал одноклассника, раскрыв рот. При этом поминутно задавал всякие вопросы, из которых выходило, что соври Григорий что-нибудь совершенно невозможное, и тому поверит. Но понять, нравится ему или нет, было невозможно. Когда же он задал очередной вопрос: «А зачем ты согласился служить в Афганистане?», – Гриша понял окончательную и беспросветную глупость одноклассника и даже не нашёлся, что ответить. Помогла мама.