Антал Погони - Двое из многих

Было воскресенье, день нерабочий. Сыщики не работали, они славили господа бога. На следующий день начался допрос пленных. Вопросов было много: где служил, где был, что делал, как попал в плен, привез ли домой дневник, что знаешь о красных? Кому удавалось, не возбудив подозрений, ответить, тот получал справку о демобилизации и проездной лист, чтобы ехать домой.

Здесь уже было не до патриотической болтовни. Ярость хищника Хорти проявлялась открыто. Сыщики его знали свое дело.

Дошла очередь до Имре Тамаша.

— Имя?

— Имре Тамаш.

— Имя матери?

— Розалия Надь.

— Религия?

Тамаш на секунду замолк, притворился, что не понимает.

— Говори! Онемел, что ли? Ты еврей?

— Я не еврей.

— Католик? Да? Дошли дальше! Где попал в плен?

— Под Коломыей, что на Буковине, в мае пятнадцатого года.

— В каком полку служил?

— В шестидесятом.

— В Красной Армии служил?

Тамаш ответил не сразу:

— Собственно, я…

— Говори! Опять онемел? Был красным или не был?

Керечен, стоявший сзади, вмешался:

— Простите, но Имре Тамаш туговато соображает.

— Ах так! — язвительно усмехнулся следователь. — В каком лагере ты находился в последний раз?

— В красноярском.

— А! В красноярском! Тогда ты многое должен знать. С кем ты был там знаком, болван?

Лицо Имре Тамаша от грубого оскорбления залилось краской. Руки сжались в кулаки. Он упрямо молчал, и следователь продолжал допрос:

— Ты знал в Красноярске подпоручика Йожефа Ковача? Что можешь о нем сказать?

— Не знал.

— А почему ты не побрился? Чтобы дураком выглядеть? Знаем мы эти трюки! Подозрителен ты мне… Этим типом я хочу еще заняться, — заявил следователь другим членам комиссии. — Отойди! Следующий!

— Иштван Керечен, пехотинец, шестидесятый пехотный полк, имя матери Эстер Гуйаш. В плен попал вместе с Имре Тамашем.

— А не с товарищем ли Тамашем? — спросил следователь.

Керечен ничего не ответил.

— Религия?

— В католической церкви крестили.

— А теперь?

— Я не менял религии.

— Скажи, а тебя всегда звали Керечен? Не был ли ты раньше Коном?

— Всегда был Кереченом.

— Гм… Ты тоже был в Красноярске?

— Да.

— Слышал ли ты о некоем подпоручике Йожефе Коваче?

«Что отвечать? Очевидно, Пажит все-таки опередил нас…» Он на мгновение задумался. И тут ему пришла в голову удачная мысль. Почему бы не устроить цирк? Все можно свалить на господина подпоручика Йожефа Ковача, ставшего большевиком. Он сразу вспомнил старый служебный жаргон королевской армии.

— Докладываю, что о нем я знаю много.

— Наконец хоть один разумный человек появился. Почему ты не побрился?

— Докладываю, что у меня было воспаление кожи на лице, заразное.

Может быть, удастся избежать пощечин? Ведь он «заразный»…

— Рассказывай о Йожефе Коваче!

— Докладываю, что господин Йожеф Ковач был коммунист!

— Был?

— Так точно, был!

— А теперь нет?

— Так точно, нет.

— Почему это?

— Потому что он, позвольте доложить, умер.

Сыщик взглянул на него с видимым замешательством:

— Врешь! Йожеф Ковач и сейчас еще в Москве. Правая рука Бела Куна. Раньше его фамилия была Клейн. Типичный еврей, кудрявый.

— Докладываю, что у Йожефа Ковача, которого я знал, были гладкие волосы. От тифа умер. Такой большой коммунист был, упокой, господи, его душу!

Сыщик что-то написал на бумажке.

— Словом, ты утверждаешь, что он умер? Расскажи это своей бабушке!

Керечен пожал плечами:

— Что я могу поделать, если вы не изволите мне верить? Я сам на похоронах был!

— Ты тоже был в Красной Армии?

Керечен и бровью не повел, ответил спокойно:

— Я, прошу покорно, не разбираюсь в политике, мирное житье люблю.

— Я не то у тебя спросил… Ты был красноармейцем? Отвечай!

Трудно сдержаться, когда с тобой говорят таким наглым тоном. У Керечена чесались руки. Эх, если бы можно было дать по морде этому скоту в мундире, этому подлому лакею! Но что может сделать человек, если он один, если борьба неравна? Теперь ему может помочь лишь трезвый расчет. Надо сдержать поднимающуюся к горлу ярость, даже если это и невозможно!

— Йожеф Ковач был красноармейцем и умер.

— А я о тебе спрашиваю, болван!

— Так я же вам ответил, прошу покорно.

Сыщик потерял терпение.

— Этот человек или симулянт, или идиот! Я еще с ним поговорю. Унтер-офицер, уведите обоих! — закричал он.

— Слушаюсь! — рявкнул жандарм. — Вперед шагом марш!

Они прошли вдоль деревянных бараков. Позади шел жандарм. На территории лагеря находилась церковь с высокой башней, а вблизи нее — тюрьма. Жандармский унтер передал арестованных другому, с такими же, стрелками, усами. Тот записал имена и втолкнул арестованных в большое помещение, где уже находилось человек тридцать. Они сразу окружили прибывших, забросали их вопросами.