Алексей Очкин - Иван — я, Федоровы — мы

— Беги за мной! — раздался над самым ухом требовательный голос Дымова. Ваня собрался было ответить: «С какой стати я побегу! Прогнал на кухню, а теперь еще насмехаться пришел…» — но лейтенант повелительно дернул:

— За мной!..

Повинуясь приказу, Ваня побежал за ним. Он бежал и ненавидел мелькавшие впереди голенастые ноги, заостренные, как у подростка, плечи, длинные руки, которыми тот размахивал.

Рвались мины и снаряды. В ушах шумело. Взметнувшееся облако сухой земли иногда закрывало Дымова. Но вот у самого уха Вани жикнули пули. «Ложись!» — махнул рукой лейтенант. И Ване пришлось шмякнуться на землю и ползти к Дымову. Тот ожидал его на бугре.

— Видишь?.. Они хотят нас окружить и захватить переправу…

— Вижу, — буркнул Федоров.

— Не туда смотришь, — повернул его за подбородок лейтенант. — Гляди на железнодорожный мост и на гору слева…

— Это не наша переправа…

— Нашу давно разбомбили, остался только этот мост, — пояснил лейтенант и дал Ване по загривку, когда он снова отвернулся.

Если бы не наука Черношейкина, Ваня не остался бы в долгу, а сейчас только отодвинулся, чтобы не касаться плеча лейтенанта.

А Дымов продолжал:

— На горе у моста командный пункт Сологуба. Будем пробираться к нему. Если меня убьют, капитан приказал, чтобы ты доложил комдиву: надо немедленно ударить артиллерией по Нижнечирской, там уйма немцев и техники. Понял?

Позабыв про обиду, Ваня не мигая смотрел лейтенанту в глаза. От слов «капитан приказал» мальчишка весь преобразился, и Дымов не стал его разочаровывать, что Богданович только велел захватить поваренка, чтобы тот не погиб в случае окружения. Лейтенант решил по-своему: «Так или иначе кто-то должен передать Сологубу сведения, если меня убьют».

— Будем делать перебежки: я упал, ты беги… — Хлопнув Ваню по руке, он вскочил и побежал…

В Дымова стреляли, а он продолжал бежать. Потом упал… «Убили! — похолодело у Вани в груди. — Сейчас и меня убьют. Хорошо бы окопаться и лежать».

Лейтенант шевельнулся, махнул рукой: «Беги!» А мальчишка не мог оторваться от теплой земли, словно его приклеили. Дымов погрозил кулаком. Ничего не оставалось, как бежать. «Раз, два, два с половиной…» — считал Ваня. И как угорелый сорвался с места… Пули, вздымая фонтанчики пыли у ног, впивались с угрожающим шиканьем в землю. «Ой, ранило, еще ранило…» — в отчаянии думал мальчишка и упал рядом с лейтенантом. А когда очнулся от страха, оказалось, что и царапинки на нем нет.

Дымов опять побежал, шлепнулся, и теперь была очередь за Ваней. Он весь сжался, напрягся и припустился бежать, не помня себя… Падал, снова бежал, в который уже раз прощаясь с жизнью, — с двух сторон шквал огня, фашисты вот-вот захлопнут узкий проход…

Когда, задыхаясь, они сбежали на дно балки к своим, Ване уже не верилось, что это он промчался сквозь смерть и остался невредим. Шагая вслед за лейтенантом, думал: «Трусливый ты заяц, Федоров! Не покажи тебе лейтенант кулак, так и остался бы там лежать… И, погибни он, приказ капитана не был бы выполнен».

Лейтенант вдруг обернулся и, улыбаясь, посмотрел ему прямо в глаза:

— Проскочили…

— Ага… — кивнул Ваня и тоже улыбнулся.

Потом они засмеялись, сами не зная отчего. Может, оттого, что остались живы, а день был славный, солнечный, с прохладным ветерком. Может, оттого, что поняли — не из-за чего им ссориться. И они, как озорные мальчишки, старший и младший, радовались от души, перебивая друг друга:

— А я думал, тебя убили, когда ты лежал, — сказал лейтенант.

— А я думал, тебя… вас, товарищ лейтенант, — поправился Ваня.

Он открыл для себя, что лейтенант парень неплохой. «Ведь у него и в мыслях не было, что я струсил».

Еще издали они увидели, как над высотой, где расположился командный пункт, кружил разведывательный самолет «фокке-вульф», прозванный бойцами за двойной фюзеляж «рамой». Когда подошли к горе, ее уже бомбили штурмовики.

Дымова убеждали переждать бомбежку в блиндаже комендантского взвода он не согласился: сведения о скоплении противника следовало передать немедленно. Оставил Ваню в укрытии и начал карабкаться на высоту, хватаясь руками за кустики полыни и сухую траву.

Развороченная бомбами верхушка горы была окутана дымом и рыжей песчаной пылью. До слуха лейтенанта доносились приглушенные стоны отовсюду звали на помощь раненые. А бомбы всё сыпались, будто фашисты задумали не только уничтожить здесь все живое, но и срыть эту страшную для них гору. Дымов отчаялся уже найти в этом кромешном аду Сологуба, как вдруг земля под ногами осыпалась, и он скатился в полуразрушенный, темный от пороховой гари блиндаж. Раньше чем лейтенант рассмотрел комдива, он услышал его поразительно спокойный голос.