Алексей Очкин - Иван — я, Федоровы — мы

Но вот от близкого разрыва, раскаленного металла и горелой земли остро защекотало в ноздрях и горле. Ваня пришел в себя и попробовал приподняться. Его завалило щебнем, острые осколки кирпичей врезались в тело. Кое-как удалось встать на четвереньки. Спиной он уперся в железную балку; падая, балка удержалась на подоконнике, это его и спасло.

Выбрался из-под обломков… Кругом царила непонятная тишина. Все было красно от кирпичной пыли. Выглянул за разбитую каменную стену: неподалеку вздымались столбы земли и тотчас оседали; сверху один за другим падали в пике темные «юнкерсы»… И все беззвучно, как во сне. Ваня понял: он оглох. Пылала степь, горело с десяток подбитых танков. Остальные рассредоточились и охватили батарею полукольцом… Ему казалось, что он пролежал очень долго, укрытый балкой, а прошло всего лишь несколько минут с тех пор, как налетели «юнкерсы».

Как ни жутко было, он заставил себя смотреть на бой… Из ближнего орудия почему-то палил сам лейтенант. Заряжающим у него был сержант Кухта, а наводчик Берест лежал навзничь у станины, заслонив рукой глаза от солнца; два бойца рядом с Берестом уткнулись лицом в землю.

«Что ж они?!» — недоумевал Ваня и… увидел на станине кровь. Холодея, сообразил, что Берест и те двое убиты. Ваня Берест, с которым они только вчера вместе пели… Не хотелось верить. В это время подносчик сунул Кухте в руки снаряд и бросился к укрытому в яме ящику с боеприпасами; только собрался было взять новый снаряд и завалился. На гимнастерке сбоку расплылось кровавое пятно…

Федоров перемахнул через стену, схватил снаряд, что лежал рядом с убитым. Выстрелом Дымов заклинил башню у ближайшего танка, и тот разворачиваясь на гусенице, наводил ствол. Самое лучшее бить в такой момент, а пушка у лейтенанта не заряжена. Он свирепо повернулся к Кухте:

— Заряжай!

И, заметив рядом Ваню со снарядом в руках, он рванул снаряд на себя так, что парнишка едва удержался на ногах.

— Ну же!.. Снаряды мне!!

Ваня бросился к боеприпасам… Слух неожиданно вернулся к нему. Он только помнил, как поднес первый снаряд лейтенанту, а дальше… все смешалось в грохоте пушек, разрывах мин, треске пулеметов. Перед глазами стояло красное облако от разбитого кирпича, отчаянное лицо Дымова и его окровавленная рука. Стальные громады, уничтожая всё на пути, неумолимо надвигались со страшным урчанием и леденящим душу лязгом гусениц. Сейчас со скрежетом раздавят железные орудия, людей…

Потом, вечером, сводка Совинформбюро сообщит, что 29 июля 1942 года в центральной излучине Дона, в районе станции Чир, подразделение капитана Богдановича в поединке с шестьюдесятью фашистскими танками сожгло двадцать два из них… За этими скупыми словами столько пережитого… и жестокий бой, и суровые солдатские похороны — почти половина ребят осталась тогда в донской степи. Но это все будет позже, а пока шел бой…

Солнце стояло в зените. Жгло. И бой достиг ожесточенности… А Ваня продолжал таскать снаряды, пока Кухта не крикнул ему в самое ухо:

— Выдохлись фрицы!

Сержант опустился на ящик с боеприпасами, мгновенно свернул цигарку, с одного удара кресала зажег фитиль, прикурил, жадно затянулся и только после этого стер с лица крупные капли пота. «А перед боем и прикурить не мог!» — приходя в себя, отметил Ваня.

Черношейкин присел рядом с Кухтой на станину пушки, устало посмотрел на Ваню, и его нисколько не удивило, что тот находился с ними на огневых.

Подошла Аня и попросила помочь перенести раненых. Осторожно они сносили на плащ-палатке тяжелораненых за развалины сарая, укладывали в тени. Те стонали, просили пить, но термосы были пробиты пулями, и вода утекла в затвердевшую, всю в трещинах землю. Удалось найти воду в разбитой водокачке. Ваня обходил разметавшихся в горячке беспомощных людей, приподнимал им головы, поил из баклажки. Подбодрить их он не умел, не умел сказать им какие-нибудь утешительные слова. Но суровый вид парнишки, который вместе с ними был в бою, действовал лучше всяких слов…

Для раненого иногда минута решает: жить ему или умереть. Но как быстрее доставить их в медсанбат? Дорога простреливается, не проедешь. И на чем повезешь? Машины угнали за Чир, а у единственной связной полуторки пробиты скаты, радиатор, да и сам шофер убит.

Кое-как Дымов с Филиным замазали радиатор глиной, залили водой и начали заводить машину. Наконец зафыркал, затрясся «газик». Дымов подбежал к сараю: