Алексей Очкин - Иван — я, Федоровы — мы

Босоногий, в изодранных штанах, бродил он, пока не подобрали его солдаты из отступавшей части; они одарили его той самой обмундировкой, которую сегодня ему сменили.

Чем ближе к фронту, тем жарче дыхание войны, — воронки от бомб, разбитые у дороги машины, сожженные хутора. Чаще обозы, беженцы с навьюченным в спешке нужным и ненужным скарбом. Люди с потемневшими лицами, с грязными бинтами на голове, в исступлении хлещут взмыленных лошадей. Спроси: где немцы, где наши? Никто не ответит. Все куда-то спешат. Сплошная круговерть.

К вечеру повеяло прохладой, показался в зеленой кайме Дон. Через реку огромной дугой взметнулся железнодорожный мост. Но как ни мечтали бойцы искупаться, капитан даже напиться не разрешил. Поздней ночью свернули в рощу, здесь и привал.

Тут же пришел срочный приказ комдива Сологуба: отправить все машины к прибывающим эшелонам, личный состав накормить горячей пищей и привести в полную боевую готовность к пяти ноль-ноль.

Ваня с шофером и поваром до рассвета выгрузили все продукты. Уезжая, Овчинников попросил:

— Ты уж постарайся, Вань…

Собрался парень бежать с постылой кухни, а теперь нельзя: Овчинникова подведешь.

— Ведра давай! — потребовал он у повара и, черпая воду поблизости из речушки, впадающей в Дон, принялся заливать котлы. Не успел Удовико опустить закладку в котел, Ваня нарубил целый ворох сучьев, принялся шуровать топку так, что котел угрожающе забулькал, а из-под крышки с шипением, как у паровоза, стал вырываться пар.

— Передохни, сынок, малость, — предложил повар Удовико, довольный прытью помощника.

— Некогда отдыхать, — хмуро возразил Ваня, — приказано завтрак сготовить к пяти ноль-ноль.

— Постараемся, — добродушно ответил Удовико и, чтобы как-то разговориться с мальчишкой, спросил: — Откуда, сынок, родом?

— Российский я, — не оборачиваясь, ответил Федоров.

— Я тоже российский, сибиряк, — расплылся довольный Удовико. — Поваром в вагон-ресторане был. Едешь от Омска к Барнаулу… Степь Барабинская ровная, как стол. Крутится. Не то что здесь… балки да овраги. А рощи березовые одна другой красивше… А ты, сынок, с какой стороны?

— Что я тебе за сынок? Иван я, Федоров! — вышел окончательно из себя парень. — Раз военный повар — командуй.

— Чего не могу, того не могу, — признался Удовико. — А сготовлю что хочешь.

— Не можешь, сам буду, — уничтожающе посмотрел на повара Федоров и выхватил у него из рук черпак. — Соль засыпал?

Удовико быстро плюхнул в котел содержимое первой подвернувшейся банки и отошел в сторону, чтобы строптивый парень, размахивая черпаком, не задел его ненароком.

В предрассветной тишине запели птицы, а издалека донеслись глухие разрывы, первые грозные звуки фронта, вечером еще не слышного и приблизившегося за ночь. Помешивая в котле, Ваня недовольно бросил:

— Другие, как люди, воюют…

— А мы кашеварим, — возразил ему повар. — Работа у нас такая, сынок…

— Опять «сынок»?! — возмутился было Ваня, но появились Кухта и Черношейкин с термосами, и он, схватив ведра, отправился на речку.

— Справляетесь? — снимая термос с плеч, спросил Черношейкин.

— У меня, друг, помощник троих стоит, — ответил Удовико, с опаской поглядывая вслед гремящему ведрами Ване.

— Ну, раз так, наливай, — сказал сержант Кухта, подставляя термос.

— Передохните, — предложил повар, обрадовавшись возможности с кем-нибудь поговорить. — Сейчас доктор прибежит, снимет пробу.

Тут подошли другие старшины, и Черношейкин нетерпеливо приподнял крышку котла:

— Сами снимем.

— Погоди, Черношейкин, погоди… Такой супец ты сейчас отведаешь! В ресторане первого класса и то не бывает… — Удовико, оглядываясь, искал половник.

— Небось опять потерял? Ну, будет тебе в этот раз от капитана! Ладно, и без черпака обойдемся. — Черношейкин достал ложку из-за голенища, зачерпнул из котла и, разгладив усы, прихлебнул. — Харч ничего себе… Отведай-ка, директор. Вспомни, как снимал пробы сыра и разных жиров на своем маслозаводе.

— Это мы можем… — Кухта глотнул и тут же стал отплевываться.

— Как, директор? — спросил Черношейкин.

— Вкуснее, чем харчо. Пусть сам повар отведает…

— Вы что тут самовольничаете?! — прикрикнула Аня, подбегая к кухне.

Повар все искал черпак и даже снял сапог.

— Господи! Куда ж он запропастился? Ведь только держал в руках. Теперь не то что пробу взять, разливать-то нечем.

Черношейкин со смехом кивнул Ане на повара: