Утром все еще спали, когда я уже сидел в том же красном уголке, просматривая учебник.
— Слушай, дорогой, так заболеть можно. Ты что, совсем не ложился, что ли?
— Ложился, ложился, — успокаиваю я Магомеда и, быстро позавтракав, отправляюсь в библиотеку.
Виктор Меркулов достал для меня конспекты у девчат, Ваня принес литературу. Он предложил мне заниматься вместе, все-таки легче, да и привычно. Подумав, я отказался. Не век же мне тянуться следом за Нагорновым! Вызывал однажды декан, спрашивал, не нужна ли мне помощь — можно прикрепить к преподавателю, на время. Я поблагодарил, отказался, а про себя подумал: сам справлюсь.
И когда я все-таки справился с этой памятной на всю жизнь зимней сессией, понял: становлюсь настоящим студентом.
Стояли январские морозы. Непрерывно и зло свистели колючие северные ветры, выдувая из комнат остатки тепла. Все окна у нас тщательно обклеены бумагой, завешены старыми байковыми одеялами. И все-таки в помещении чувствовалось непрерывное движение сырого холодного воздуха.
Ваня Нагорнов в своем стареньком довоенном пальто стоял на коленях перед открытым чемоданом и в который раз перекладывал с места на место свое неказистое имущество.
— Что ты там потерял? — глядя, как Иван снова вывалил вещи на пол, полюбопытствовал Сергей.
— Перчатки никак не найду. И куда могли запропаститься? Да вот же они, черт возьми! В рубашке оказались. Мама, видно, туда их сунула.
— Зачем они тебе понадобились? — спросил я, зная, что у него есть теплые и почти новые меховые варежки.
— А вот сейчас увидишь. Магомед, у тебя есть ножницы?
— Конечно, есть. У Магомеда все есть. На, держи, душа любезный.
— Постой. Что ты затеял? Не дури! — бросился я к Ивану. Но он уже одним махом отхватил у перчатки все пять пальцев.
— Не мешай, для тебя же стараюсь! — отстранил он меня и принялся старательно зашивать дыру. — У меня есть другие, а тебе вот эта будет в аккурат…
Закончив шить, Ваня повертел в руках что-то вроде варежки.
— Ну-ка, давай примерим.
Я послушно протянул руку.
— Вроде бы ничего, — удовлетворенно проговорил он, осторожно натягивая ее на мои все еще забинтованные пальцы.
Я прислонил перчатку к щеке. Она была такая домашняя, пушистая.
Правду сказать, мы были скуповаты на слова благодарности друг к другу. Да это не всегда и замечалось — жили ведь почти коммуной. Поделиться с товарищем рубашкой или кусочком черного, плотного, как глина, хлеба — это считалось в порядке вещей.
Неделей позже я получил «американскую помощь»: некоторым инвалидам бесплатно выдавали вещи, которые прислали нам союзники из-за океана. На мою долю достались брюки и пиджак — чистенькие, кое-где аккуратно заплатанные. В тот же день мы с Иваном реализовали заморский товар на саратовской барахолке. На все вырученные деньги там же отоварились астраханской селедкой, так что наша комната несколько дней благоухала на все общежитие.
На окнах снег нарос на несколько сантиметров, сквозь него еле-еле проникает свет. Топлива по-прежнему нет. Вода, что стоит в ведре, за ночь замерзает, приходится подогревать на электрической плитке. Дело к вечеру, ребята жмутся от холода. И вдруг вбегает Расторгуев с ликующим криком:
— Братцы, живем! Титан починили, кипяток есть! Эй, дежурный, за чаем!
Кучеренко схватил чайник и мигом в коридор.
Несколько минут спустя мы дружно сидели за столом и ужинали, обжигаясь кипятком.
— Что будем делать дальше? Спать вроде бы рановато, заниматься холодно, — набрасывая на плечи одеяло, размышляет Сергей.
— Ребята, идея. Почему бы нам не сходить в театр? — неожиданно предлагает Меркулов. — Серьезно говорю. Сразу двух зайцев убьем: и балет посмотрим, и погреемся. Кстати, идет сегодня «Бахчисарайский фонтан». Девушки были на премьере, говорили, танцуют здорово.
Театр оперы и балета мы любили больше, чем драматический. Он, кстати, был поближе к общежитию. Быстро сбросились на билеты, деньги вручили Расторгуеву.
— Ты давай прояви там свои таланты! — напутствовал его Кучеренко. — Билеты выбирай самые дешевые, понял? На галерку. Чем выше, тем лучше — там теплее.
Зрителей было не очень много — видно, непогода тому причиной. Можно при желании сидеть где угодно, но мы забрались на третий ярус балкона. Там действительно теплее.
Ночью, когда я кутался в одеяло, перед глазами плыли знойные южные красавицы в немыслимых воздушных нарядах. У одной из них почему-то показалось знакомым лицо. Да ведь это большие зеленые глаза Лиды Визгаловой! Я тряхнул головой и, поправив на ней шапку, заснул.
Читать дальше