Сергей Барабаш - Степень риска [Авторский сборник]

– А-а, – протянул Сухов. – Вот ты про что.

Он встал и открыл фрамугу окна, потом достал папиросы и закурил.

– Мне, Дима, просто неудобно перед этими цыганами. Каждый год хватаем их, возимся с ними, а какой в этом толк? Мы же сами во всем виноваты перед ними.

Берг с недоумением посмотрел на Сухова.

– Как это – виноваты? Ты что несешь! Торгуют же они косметикой, которую из зубного порошка делают? Добро бы только порошок, а то туда и штемпельную краску добавляют, и анилиновые красители. Облезешь от такой косметики!

– А ты не покупай и не облезешь, – Сухов достал из кармана записную книжку. – Я тут для себя кое-какие выписки сделал. Вот послушай. Правонарушения исходят сейчас от двух многочисленных этнических цыганских групп: ловаров и кольдерари. О современной их жизни практически ничего не известно. В середине двадцатых годов в Москве с целью приобщения цыган к общественно полезному труду было организовано тридцать цыганских артелей. Артели входили, в основном в объединения «Цыгпищепром» и «Цыгхимпром». Была создана цыганская письменность на основе русского алфавита. Это было в 1923 году, а уже в 1927 году стал выходить первый цыганский журнал «Романы зоря». В 1930 году появился ежемесячный журнал «Нэво дром»– это по-цыгански «Новый путь». Издавался альманах цыганских поэтов, появились цыганские школы и педагогические курсы. Как говорится, живи и радуйся, создавай национальную интеллигенцию. Только ничего этого не получилось. Постановлением Совнаркома от 1931 года «Об организации цыганских колхозов» все угробили. По существу, начались массовые репрессии. Солдаты окружали таборы, людей загоняли в вагоны и без теплой одежды, без продуктов вывозили на поселение в Сибирь. Кому это понравится? После смерти Сталина, в 1956 году, Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «Об оседлости цыган». Теперь каждый из цыган должен был иметь прописку и жить постоянно в одном месте. К этому времени уже не было цыганских школ, не издавались журналы на их родном языке. Определенное число цыган начало приспосабливаться к новой жизни, а вот ловари и кольдерари на эти притеснения ответили тем, что полностью самоизолировались. Они сохранили свои обычаи, свою культуру и язык, но в большинстве своем стали на путь совершения преступлений. Причем только с одной целью – чтобы выжить. Тюрьмой их теперь не особо запугаешь. А местные власти к цыганам однозначно относятся, сам знаешь как. Любым способом – со своей территории выпихнуть. Вот и получается, что цыганами только милиция и занимается, ну иногда и до суда и прокуратуры доходит.

Сухов захлопнул записную книжку.

– Ну как, впечатляет?

Берг покачал головой:

– Впечатляет. Где ты это все узнал?

– Да вот, порылся в подшивках старых газет. Я-то думал, что в годы войны изгнали из родных мест только народы Северного Кавказа, а вот, видишь, и цыганам досталось…

Он замолк и снова закурил.

– Вот так-то, Дима. Мне теперь не особо хочется в эту свару с цыганами ввязываться, хотя преступлений они совершают порядочно. Ну да ладно. Бог с ними, с этими цыганами… Как ты думаешь завтра дело Кузнецова проводить?

– Как это, как думаю? Обычно, как другие дела.

– Я, Дима, свидетелей по делу сам тебе обеспечу. Утром можешь их не проверять. Будут все. Ты только Инге скажи, чтобы она список составила, в каком порядке их допрашивать будете, а они у меня в автобусе посидят, рядом с судом.

– Мудришь ты опять, Николай. Что, Инга за каждым свидетелем в автобус бегать будет?

– Дима, что ты опять кипятишься? В зале наши опера будут. Я одного Инге покажу, который будет свидетелей приводить. – Сухов улыбнулся. – А Инга для тебя не только в автобус побежит. Завидую я тебе, Дима…

Он шумно вздохнул и засобирался домой. В прихожей пожал Бергу руку.

– Ну, Дима, до завтра. Я у тебя тут телефон отключил. Надо будет позвонить, включишь. Наши ребята больше к тебе ни одного милиционера не пропустят. Получили они по первое число за вчерашнее… Ведь ходока, паразиты, прохлопали! Ну, спокойной ночи.

Утро выдалось тихим и уже по-осеннему прохладным. Берг любил осень. Утренняя свежесть, какая-то особенная прозрачность воздуха, запах увядающей листвы – все это будило в нем тревожное щемящее чувство, которое невозможно выразить обыкновенным человеческим языком. Ему так захотелось побыть одному, пешком пройтись по осенним улицам, что он, выбрав момент, проскользнул мимо «Волги», ожидавшей его у подъезда, и когда понял, что водитель его не заметил, по-мальчишески радуясь своей ловкости, неторопливым шагом стал удаляться от дома.