Сергей Барабаш - Степень риска [Авторский сборник]

Приятели потрудились на славу. К толстым бревнам, распиленным с одного конца до половины толщины и сколотым вдоль до пропила, с выдолбленными на плоских частях сколов углублениями железными обручами, были прикреплены пушечные стволы. Деревянные ложа, в свою очередь, были закреплены на толстых металлических осях с широко расставленными небольшими железными колесами от тележек. Задние части слегка отесанных бревен были просверлены насквозь и шкворнем соединялись с тележными передками. Эти грубо сработанные сооружения, каждое по отдельности, тащили лошади.

«Можно ли вдвоем за такое короткое время соорудить что-либо подобное? – мысленно задал себе вопрос Титоренко и сам себе ответил: – Оказывается, можно». – Он восхищенно покачал головой.

Оба старика весело поблескивали глазами и улыбались, довольные произведенным впечатлением.

Титоренко подошел к импровизированным орудиям и с интересом оглядел их.

– Как пушки называются? – спросил он Митрофаныча. – Есть у них какая-то классификация?

– А как же, есть, – Митрофаныч с видимым удовольствием похлопал по стволу орудия и давно заученными словами ввел лейтенанта в курс дела: – Полевая артиллерия делится на тяжелую и легкую. К тяжелой артиллерии относятся кулеврины и шланги с массой снаряда от 15 до 24 фунтов. А это, – Митрофаныч снова похлопал ладонью по стволу пушки, – легкие полевые орудия и относятся к фалькам, или фальконетам. По музейной регистрации наши пушки называются фальконетиками с массой ядра или картечи примерно в фунт или немногим более. По современным меркам, это от полукилограмма до килограмма, а по старинным русским меркам – весом от половины до целой гривенки. Значит, наши пушки можно считать орудиями одногривенного калибра.

– Постой-постой, – лейтенант замахал руками, – мне эти подробности ни к чему. Времени нет. Ты скажи мне одно, можно ли из этих сооружений стрелять? – лейтенант подошел вплотную и тоже хлопнул ладонью по пушечному стволу.

– Можно.

– Можно? – Титоренко с сомнением покачал головой. – Да ваши лафеты больше одного выстрела не выдержат!

– Не исключаю и такую возможность.

– Не понял? – Титоренко удивленно поднял брови.

– А у нас пороха кот наплакал, – ответил Митрофаныч, – по второму разу стрелять все равно не придется.

– Понятно, – произнес лейтенант и уже безо всякого интереса положил руку на овальную часть казенной части пушки:

– А это как называется?

– Виноград, товарищ командир, – вмешался Кузьмич.

– Не виноград, а винград, – поправил Митрофаныч. – А это тарель. Винград как раз из центра тарели выступает. Слушать надо внимательно, когда объясняют. Грамотей! – Митрофаныч улыбнулся.

Титоренко, давая понять, что дальнейшую дискуссию он продолжать не намерен, подозвал Васина.

– Сержант, бери Деева и бегом в сторону немцев, – он махнул рукой вдоль дороги, – посмотрите, где они и что делают. Только быстренько и на рожон не лезьте.

Васин с пулеметчиком мгновенно исчезли в придорожном кустарнике. Титоренко подозвал к себе старшину Пилипенко и спросил:

– Не позабыли еще военную науку, комэск?

– Нет, товарищ командир, – ответил старшина, – не позабыл. Это как плавать уметь. Если научился, то до гробовой доски.

– Ну, в такой ситуации до гробовой доски нам не шибко далеко, – усмехнулся лейтенант, – но давайте постараемся отдалить этот момент. Что бы вы на моем месте сейчас делали?

Пилипенко оживился, и глаза его азартно загорелись.

– Ты смотри, Деев, – прошептал Васин, – и эти поют.

– Значит, и допоются, – усмехнулся пулеметчик, – за нами дело не станет.

Они лежали в густом подлеске за стволом дерева, наблюдая за немцами, расположившимися по обе стороны лесной дороги. Немцев было много. Васин попытался пересчитать их, но на третьем десятке сбился.

– Не меньше взвода, – произнес он, не оборачиваясь к Дееву.

– Похоже, – шепотом ответил пулеметчик.

– Я смотрю, ждут они чего-то.

– Или кого-то, – уточнил Деев.

– Наверное, своих мотоциклистов поджидают, – усмехнулся Васин, – долго же им придется ждать.

Между тем пятеро солдат, сидящих в стороне от основной группы у ствола старой сосны, вполголоса напевали «Лили Марлен» – сентиментальную солдатскую песню, пользовавшуюся широкой популярностью у немцев в начале вторжения в Россию.