Вадим Кожевников - Солдатский подвиг. 1918-1968 [Рассказы о Советской армии]

— А где же мы его поставим? — спросил Вася.

— Мне кажется, место ему найдется, — ответил майор. — Скорее всего, в комнату политпросветработы, там надо будет завести уголок спортивных трофеев.

— Я уже думал, где его поставить, — доверительно сообщил Щукин, — только не говорил никому.

— Где же вы думали его поставить?

— В углу, вправо от окна, где шахматный столик… Там его и поставить. Как в комнату войдешь, сразу в глаза будет бросаться… — Вася помолчал, взглянул на майора и, понизив голос, сообщил: — Знаете, товарищ майор, я, бывало, как глаза закрою, так и вижу этот кубок у нас в комнате политпросветработы, в том углу… Вот вы спросили, как я бежал… Очень больно было, даже упал. И вдруг, когда упал, увидел: тот угол в нашей комнате пустой… И я опять побежал…

Майор слушал серьезно, без улыбки; сухощавое лицо его оставалось неподвижным, только серые глаза теплели. Но глаз его Щукин не видел и решил больше не надоедать майору своими разговорами.

Когда отделение вернулось от судейского столика с кубком, Долгов поздравил солдат, а потом сказал:

— Несите Щукина в санчасть.

Солдаты дружно протянули к Василию руки, подставили плечи. Карамышев протянул ему кубок, и Щукин взял его бережно, обеими руками.

Так и несли товарища к санитарной машине, гордые своей победой.

С тех пор к Щукину стали относиться серьезнее, подтрунивали над ним меньше. И Вася, одержав над собой первую победу, сделался к себе построже, хотя и не излечился от охотничьей страсти — прихвастнуть! Но от этого разве быстро излечишься?!

Море плескалось о берег легкими прозрачными волнами. Светло-зеленое, с коричневыми пятнами водорослей, оно словно густело вдали, становилось изумрудным и вдруг, неестественно резко теряя свой цвет, широкой темной лентой упиралось в горизонт. Солнце, маленькое и злое, раскалило и море, и землю. Воздух был горяч, неподвижен.

В нескольких километрах от берега, резко выделяясь на синей поверхности моря грязным пятном косого паруса, лежала большая фелюга. Отсюда, с высокого утеса, на котором стояли капитан и лейтенант — офицеры-пограничники, — она была видна как на ладони.

Капитан Бурмин снял фуражку и медленно вытер платком вспотевшее лицо. Глаза его, только что с интересом рассматривавшие фелюгу, теперь выражали полное безразличие.

— Ну, — сказал он, обернувшись к лейтенанту, — как тебе солнышко нравится? А?

Лейтенант не ответил. Он был так поглощен наблюдением за фелюгой, что не слышал вопроса. Лицо его, очень молодое, с ясными голубыми глазами, которые он щурил в окуляры бинокля, почти совсем еще не тронутое загаром, было по-юношески свежо, и даже светло-каштановые усики, подбритые с расчетом сделать их более заметными, нисколько не делали его старше. Ни солнце, ни жара, которые действительно были невыносимы, совсем не интересовали лейтенанта в эту минуту. Не обладая ни спокойствием, ни выдержкой капитана, он не мог оторвать глаз от моря и от неведомо как попавшего в прибрежные воды старенького парусного судна. Оно было низкобортным, с огромным парусом, вершина которого загибалась вниз наподобие полумесяца, — появление его казалось неестественным в наши дни.

Лейтенант Корнев прибыл на морскую границу совсем недавно, прямо из военного училища. Это было первое нарушение территориальных вод, при котором он присутствовал, совершенное к тому же нелепым на вид судном.

— Экспонат исторического музея, — пробормотал лейтенант. — Интересно, какой ветер его сюда занес?

— Ну, какой — это ясно, — чуть пожал плечами Бурмин. — Юго-восточный. Эти ветры здесь пока наиболее беспокойные. А к водоплавающему анахронизму внимательно присматривайся. У нас теперь подобных не найдешь, а на Востоке они еще действуют…

В это время на фелюге спустили парус. На палубе стали видны светлые форменки моряков пограничной охраны. Катера, пришвартовавшегося уже около часа назад к противоположному борту фелюги, видно не было: его скрывал корпус судна.

— Думаете, контрабандисты? — спросил лейтенант.

Капитан пожал плечами:

— Ничего не думаю. Может быть, контрабандист, может, и купец. Вчера в шторм попал, мог с пути сбиться. Ничего хитрого нет, в море все бывает. Да вот подожди, — добавил он, заметив, что фигурки моряков, словно по команде, исчезли с палубы, — сейчас узнаем.