Владимир Першанин: Спроси пустыню…

Юрченко сидел на крыльце, подняв растопыренную ладонь. Иванов, высунув язык, бинтовал ему руку. Саня Кошелев лежал у стены дома. Лицо было накрыто шапкой. Ватная куртка и брюки были занесены тонким слоем снежной крупы.

— Только они его сразу поймали, — продолжал Братчцков. — По следам нашли. Сюда привезли. Заставили раскопать могилу, где лежал старший летчик, и здесь же застрелили.

— Кто стрелял? — спросил Морозов.

— Вон тот, — Братчиков показал на боевика, убитого Амелиным. — И еще хозяйский внук, Рахим. Он не хотел, но его заставили уже в мертвого выстрелить пять или шесть раз.

— Где могила, покажешь? — поднялся Амелин.

— Покажу. Они за кошарой лежат…

Когда раскопали яму и положили обоих летчиков в пластиковые мешки, Амелин, морщась, как от зубной боли, спросил Морозова:

— Вы этих гробов целлофановых много с собой набрали?

— Пять штук.

— Ты выбрось пятый. Хватит трупов.

— Выброшу, — пообещал Морозов. — Я понимаю.

Они пересекли границу на одном из небольших пропускных пунктов в стороне от Чемкара. Полицейский, перебрав стопку паспортов и виз, взялся было сверять фотографии. Амелин вложил ему в руку несколько десяти- и двадцатидолларовых ассигнаций.

— Все нормально?

— Нормально, — ответил полицейский, возвращая документы. — Проезжайте.

Пограничники на российской стороне заглянули в будку.

— Что везете?

— Груз двести…

Молодой лейтенант, предупрежденный о возможном возвращении группы на его участке, посмотрел на Амелина, потом на Морозова, сидевшего за рулем. Хотел было сказать что-то сочувственное, но, перехватив жесткий, почти враждебный взгляд небритого человека, сидевшего за рулем, козырнул, пропуская машину.

Шел снег. Барханы по обочинам дороги превратились в бело-голубые холмы. Зелеными темными шапками торчали кусты таволги. Редкие придорожные тополя роняли последние листья. Снежная холмистая равнина тянулась от горизонта до горизонта.