Амаяк Сирас - Арарат

— У наших т а м потруднее дела… — задумчиво проговорила одна из женщин, у которой муж был пулеметчиком на фронте.

— Ну, дочки, раз вы так уверены, что обойдетесь без меня, пойду лягу. Так уж заведено на свете: сегодня трудишься, чтобы завтра легче и лучше было.

— Правильно, дед… Спасибо… иди… — хором отозвались женщины.

Наапет с Ашотом и Маргарит вышли из сада.

Наапет с трудом добрался до дому — силы изменяли ему. Увидев Шогакат, он сердечно поздоровался с нею и тотчас же сказал:

— Поздравляю тебя, сестрица Шогакат, твой Асканаз становится гордостью не только твоей, но и всех нас. Желаю силы его деснице! Теперь он глава нашей дивизии… Еще какой путь предстоит ему пройти!..

Видно было, что ему трудно говорить. Пеброне быстро приготовила постель, помогла ему раздеться и, уложив, подсунула несколько подушек ему за спину, а одеяло натянула до самого подбородка. Шогакат поднесла порошок сульфидина и стаканчик с водой.

— Говорите, поможет? — запив сульфидин водой, недоверчиво проговорил Наапет. — Кости у меня старые, авось, и без этого… Ну, раз говорите… до прошлого года я ведь в жизни своей лекарств не принимал.

— В молодые годы и лекарства не надо, братец Наапет! — откликнулась Шогакат.

Маргарит, которая усиленно отогревала посиневшие руки, не слыхала, когда Наапет говорил об Асканазе. Подойдя к кровати Наапета, она весело спросила:

— А вы слыхали, дедушка, какое назначение получил Асканаз?

— Знаю, дочка, знаю и поздравляю: мне Гарсеван обо всем пишет!

Услышав имя мужа, Пеброне радостно улыбнулась. Так и проходило время — в тревоге за мужа. Зато и радовалась же она, получив от него весточку!

— Хороший у тебя муж, Пеброне-джан! — ласково сказала Шогакат. — Он и мне письмо написал, все про моего Ара рассказал. Очень он меня обрадовал… Ведь Ара мой — совсем как ребенок.

Маргарит как будто не очень понравилась такая характеристика жениха, но Шогакат-майрик так была воодушевлена рассказом о письме Гарсевана, что не принимала в расчет чувств будущей невестки.

…К вечеру вернулась из сада и Ребека. Она еще более похудела, но выглядела загоревшей и окрепшей.

Почтительно поздоровавшись с Шогакат и расспросив ее о здоровье и обо всех домашних новостях, она с мольбой в голосе спросила:

— Майрик-джан, а не мог бы Асканаз узнать о моем Аракеле?

Шогакат пообещала ей в первом же письме попросить Асканаза разузнать о судьбе Аракела.

— Спасибо, майрик-джан, — обрадовалась Ребека. — А то как же я выращу детей — Ашота моего, Сиран, Гагика, если… не поворачивается язык у меня!

Пеброне приготовила плов из полбы, и все пообедали у Ребеки. Ашот повел Маргарит показать ей приусадебный участок. Заметив на ветках приземистого дерева несколько забытых орехов, Маргарит полезла за ними, и теперь пальцы у нее так онемели от холода, что она не могла держать ложку в руке.

— Ой, бедняжка моя! — воскликнула Ребека. Взяв тонкие пальцы Маргарит в свои загрубелые, жесткие ладони, она начала растирать их, приговаривая: — Первый мороз, вот ты и замерзла. Побудь денька два у нас, привыкнешь.

Маргарит казалось, что ее пальцы царапают жесткой щеткой, но она молчала. Когда пальцы отогрелись, она с детским любопытством стала прислушиваться к Ребеке, для которой, по ее мнению, не было ничего трудного и непонятного ни в полевых, ни в садовых работах.

После обеда все снова собрались у постели Наапета. Пеброне завесила окна, и дети сели в углу — готовить уроки. Выспавшийся Наапет казался немного бодрее. Снова поговорили о полученных письмах. Ашот, уже успевший просмотреть газеты, сообщил, что положение на фронте без перемен. Наапет поднял руку, потер лоб и ласково обратился к Маргарит:

— А ну, дочка, возьми-ка листок бумаги, садись поближе, — будешь писать письмо от меня.

— Кому, дедушка?

— Адресовано будет Гарсевану, но это для всех.

Пеброне и дети с интересом поглядели на Маргарит.

— Пожалуйста, — с готовностью отозвалась Маргарит.

Взяв у Ашота листок бумаги, ручку и чернила, она откинула кудри со лба и своими ясными глазами пристально взглянула на Наапета. Старик любовался полной жизни молоденькой девушкой. Некоторое время он, казалось, обдумывал что-то, затем пригладил усы и начал диктовать.

Маргарит написала несколько строк под диктовку, но почувствовала, что у нее почему-то не выходит. Заметно неразборчивей стал и почерк. Наапет, который вначале диктовал, глядя в потолок, вскоре заметил, что дело у Маргарит не ладится. Взглянув на написанное, он заметил расползающиеся строчки и наставительно сказал: