Жан Лаффит - Мы вернёмся за подснежниками

— Откуда я знаю.

И, повернувшись к сослуживцам, добавляет:

— Трудно что-нибудь втолковать людям.

— Вы бы пошли к немцам, — говорит другой чиновник, не поднимая головы от списка, в который он вносит фамилии.

— Куда мне обратиться?

— Во Фрэн.

— Во Фрэн?

— Да, в тюрьму Фрэн. Немцы уже почти год как перестали пользоваться Сантэ.

Третий раз приходит Марсель во Фрэн. В первый раз солдат объяснил ей на приличном французском языке, что Рэймона Фуко нет в этой тюрьме и что ей незачем сюда ходить. В следующий раз ей также кратко ответили то же самое. Марсель была близка к отчаянию, но по дороге из тюрьмы женщины посоветовали ей принести чемоданчик с провизией и сдать его на имя мужа. Лучше всего прийти в пятницу, в день передач. Если чемоданчик вернут пустым, значит, Рэймон здесь.

С материнской заботой Марсель приготовила передачу: два пряника, копчёное сало, варенье, сахар, печенье, немножко шоколаду. Наконец-то она всё узнает. Как сильно бьётся её сердце, когда после долгого стояния в очереди перед тюрьмой она подаёт свою передачу. На чемоданчик она наклеила ярлычок и написала крупными буквами: Рэймону Фуко, мужское отделение, тюрьма Фрэн.

— Почему вы не писать номер? — спрашивает солдат, забирая у неё чемоданчик.

— Забыла.

— Was? [10] Что? (нем.).

— Не понимаю.

Немец произносит какую-то непонятную фразу и, больше не обращая на неё внимания, забирает следующую передачу. Но чемоданчика он не возвращает. Марсель смотрит ему вслед.

Приходят и уходят другие солдаты, унося передачи в тюрьму.

— А долго приходится ждать возвращения чемоданчиков? — спрашивает Марсель у ожидающего, как она, седого человека.

— По-разному. Иногда возвращают сразу же, иногда ждёшь по нескольку часов. Надо набраться терпения.

«Я жду уже пятьдесят два дня», — думает Марсель. Внезапно у неё сжимается сердце. Солдат возвращается и с раздражением протягивает ей чемоданчик.

— Нет!

Марсель хватает чемоданчик за ручку, он невероятно тяжёл. Значит, Рэймона нет и тут.

Какой-то молодой солдат хихикает.

Чтобы не заплакать, она до крови закусывает губу.

Сколько любви было вложено в передачу. Она недоедала, чтобы собрать всё это. С какой горечью, вернувшись домой, придётся распаковывать чемоданчик.

Всё-таки она продолжала ходить в тюрьму Фрэн. В сочельник, потом на Новый год. И ещё раз. Всё безрезультатно. Новые приятельницы, которые ходят сюда уже давно, посоветовали ей заменить провизию бельём.

И вот в одно январское утро ей вернули чемоданчик пустым.

Радостно шла Марсель домой.

Он жив.

Но в начале февраля, когда она попыталась передать несколько слов, написанных на тряпочке, засунутой в подкладку, ей вернули все вещи.

Выйдя из тюрьмы, Марсель бросилась к первому же продавцу газет. Не помня себя, развернула она и пробежала газету. В вечернем выпуске сообщений о новых расстрелах не оказалось.

Надежда ещё не потеряна.

Ромэнвиль. Ещё есть Ромэнвиль. Она узнала, что сюда привозят заложников и заключённых, которых собираются отправить в Германию.

Чтобы прокормить ребёнка и себя, Марсель проводит теперь большую часть ночи за шитьём. Днём она отправилась в Ромэнвиль, чтобы отвезти свою первую передачу.

На вопросы солдата Марсель решительно заявляет: во Фрэн ей сказали, что её брата перевели сюда.

— Хорошо, — отвечает немец и забирает передачу.

— Подождать?

— Приходите завтра.

У выхода из форта Марсель останавливает какая-то женщина.

— Вас впустили внутрь?

— Нет, я только отдала передачу.

— Здесь у вас кто-нибудь из родственников?

Марсель вглядывается в незнакомую женщину. Брюнетка, с большими чёрными глазами. С нею двое детей.

— Муж.

— Мой тоже арестован.

— Давно?

— Четыре месяца назад.

— Где он?

— Не знаю. Мне посоветовали справиться здесь. А сейчас меня отослали отсюда и не дали ответа.

— Мы с вами в одном положении. Попробуйте сделать как я. Принесите передачу. Женщина начинает плакать.

— Уйдём отсюда, — говорит Марсель, Они уходят под руку.

— Вы говорите, что ваш муж арестован четыре месяца назад?

— Да.

— За что?

— Не знаю.

— Так почему же вы думаете, что он арестован?

— Мне написал об этом один его товарищ. Он мне сообщил, что мой муж был в Сопротивлении, но не хотел мне об этом говорить, чтобы не волновать меня. Я всегда ему твердила, чтобы он не занимался политикой.