Владимир Науменко - Код Адольфа Гитлера. Финал

Мюллер, иногда сам принимая непосредственное участие в истязаниях арестантов, полагал, что только смерть оправдает клеветника в его глазах, он любил быть судьёй после Гитлера, и радовался, когда они, не выдержав нечеловеческих пыток, мучительно умирали. Созерцание чужой гибели доставляло высокое наслаждение Мюллеру. К мёртвым у него не было претензий, своим вечным молчанием они искупали перед ним свою клевету. И так будет со всеми.

Сейчас он нервничал, злился, в его голове царил сумбур после бессонной ночи, пережитых опасений. Казни врагов режима безостановочно следовали одна за другой, но это безумие кончалось, как кончалась и война. Для Мюллера наступала пора подвести предварительные итоги, говорившие о том, что его служба новой Германии будет не нужна. Срок ухода приближался, ему оставалось грамотно завершить свою карьеру.

И вдруг тишина в его кабинете разорвалась от телефонного звонка. Он оторопел, отвлёкся от чтения и выразил лицом недовольство, которое часто побуждало его к работе над собою. Звонок возник в столь неподходящий момент, что он намеревался проигнорировать его, но передумал. Мюллер взял в руку трубку, плечом прижал её к уху и строгим голосом произнес:

– Мюллер слушает!

– У фюрера к вам просьба, дорогой Генрих!

В этом был весь Борман – как передатчик указаний и мыслей фюрера. Без предисловий и вступлений. Серый кардинал. Мюллер напрягся, но спокойным голосом задал вопрос:

– Позвольте узнать, рейхсляйтер, какая просьба?

– Узнаете, Мюллер, как только прибудете в бункер! – Мюллер расценил слова Бормана как приказ и насторожился. – Да! Не забудьте прихватить с собой Оскара Стрелитца. Его друг Гюнше очень хочет с ним увидеться.

Мюллер недовольно хмурился, но терпеливо слушал и не прерывал Бормана.

– Хорошо, рейхсляйтер! – произнёс он. – Когда нам выезжать?

– Прямо сейчас! – уточнил Борман. – Я буду ждать вас у себя. Мой кабинет вам знаком. Мы стоим за фюрера, Мюллер, и погибнем вместе с ним. До встречи!

Мюллер, услышав гудки отбоя, бережно положил трубку на рычаг. Потёр подбородок двумя пальцами. Постучал костяшками пальцев по папке, встал, по старой привычке походил по кабинету. Обратил взгляд на окно. Весеннее небо. Расцвет теплых деньков. Остановился у стола и, сосредоточенно глядя на телефон, попытался разобраться в мыслях: «Ага! Борман звонил в гестапо неспроста. Сам звонить бы не стал, итак всю грязную работу проворачиваю я, на поверку выходит, что этот звонок был инициирован фюрером».

Восхищаясь правильными действиями фюрера, Мюллер вновь взял в руку трубку и отдал постовому краткое распоряжение:

– Стрелитца ко мне! Немедленно!

Помедлив, Мюллер положил трубку на место, присел на стул, пододвинул к себе раскрытую папку, что изучал до звонка, и всем естеством погрузился в сладостный для себя мир расстрелов, пыток, истязаний, перевербовок заключённых в концлагерях. Берлин брали русские, а гестапо рейха выполняло обычную для себя работу – пока они ещё действовали, а в их власти оставались сотни тысяч за колючей проволокой. За этими числами, что были представлены на бумаге, терялся сам облик человека, а к проблемам и страданиям узников он оставался глух. Для Мюллера они были лишь сырьём, принудительно попавшим в его ведомство для перевоспитания, или убийства.

Стук в дверь обратил на себя внимание Мюллера. С недовольной миной на лице закрывая папку, он отодвинул её от себя и с места крикнул:

– Входи, Стрелитц!

– Вызывали, группенфюрер? – явившийся эсэсовец, переминаясь с ноги на ногу, посмотрел на шефа преданными глазами. Мюллер хмыкнул, неторопливо встал из-за стола, прошёлся по кабинету и повернулся к гестаповцу. Глаза Мюллера упёрлись в лицо Стрелитцу, и тому показалось, что за зрачками таится важная новость.

– Вызывал, Оскар! – подтвердил Мюллер. – Выглядишь молодцом, да не тушуйся. Люблю гестаповцев – исполнительных и мало задающих вопросы. Как ты чувствуешь себя на улицах Берлина? Понимаю, что неважно. Кругом стрельба, атаки, кровь. Обстановка, скажу тебе, сложная, но пока небезнадёжная. Я реалист. Это удобно, практически безопасно и позволяет заработать на кусок хлеба. Ты вот что, Оскар, скажи шофёру, чтобы сейчас же заводил машину и ждал нас у здания. Даже если увидит перед собой русский танк, из дула которого вырывается сноп огня, а снаряд влетает во двор гестапо, всё равно он никуда не должен отлучаться. В поездке в бункер меня сопровождать будешь ты.