Усевшись в коляске, Паркер проковырял дырочку в обертке и достал одно печенье. Взгляд американца машинально отмечал движение мускулов на икрах рикши, но его мысли были сосредоточены на маслянистом тесте, которое разминалось по нёбу, как нежный крем.
Приятное ощущение во рту вернуло Паркера к приятным мыслям. Он ел и думал о том, что, может быть, не так уж далек день, когда он вместо очередного донесения пошлет в Вашингтон заявление об уходе со службы. Еще две-три сделки с рисом – и он будет богат и независим.
До сих пор он ограничивался импортом риса, но теперь намерен расширить свои операции и в обмен на ввезенный китайцам рис вывозить их опиум. Знающие люди уверили его, что при некоторой ловкости опиум можно тут купить вдвое дешевле, чем у англичан, вывозящих его из своих колоний. Правда, ввоз этого зелья в Штаты запрещен законом, но Паркер уже знает путь, по которому следует идти, чтобы не испытать затруднений. Все необходимые адреса у него в кармане: англичанин – главный инспектор шанхайской таможни, инспектор таможни в Сан-Франциско, скупщики контрабанды…
Сейчас он огорошит Баркли, разыгрывающего недотрогу: Паркеру сказали наверняка, что генерал занимается опиумом. У него можно получить товар дешевле, чем у кого бы то ни было другого, так как сам он черпает его из запасов, конфискованных у китайцев. Интересно, какую цену назовет Баркли? Или попытается корчить святую невинность?
Когда Паркер вошел в кабинет генерала Баркли, там шло заседание. Баркли кивком указал ему свободное кресло. Паркер тихонько уселся и, казалось, весь ушел в пережевывание своего печенья. Коробка была почти пуста, когда офицеры наконец ушли.
Генерал сам затворил за ними дверь и остановился перед Паркером.
– У вас завелись от меня секреты…
Это было сказано так, что Паркер не сразу понял: вопрос это или утверждение. Неужели старик пронюхал про его рисовые комбинации?.. Впрочем, какое кому дело до его частной жизни!
Чтобы дать себе время подумать, Паркер стал не спеша щелчками сбивать с рукава крошки печенья. Потом, не глядя на генерала, пустил пробный шар:
– Задание было так секретно, что… – он не договорил и выразительно пожал плечами.
Генерал с досадой ударил костяшками пальцев по столу.
– К чертям, Паркер! Можете им сообщить, что в расположении моей армии…
Паркер посмотрел на него исподлобья.
– В том-то и дело, сэр, что ваша армия тут ни при чем.
– Что вы болтаете! Не хотите же вы передавать китайским куклам то, что скрываете от меня?
– Стань я докладывать свои дела вам, вы неизбежно должны были бы за них и отвечать. Оставьте это нам.
– Пока вы не навяжете мне какого-нибудь сюрприза?
– Я не рождественский дед, сэр.
– Можете бросить игру в жмурки! Мои ребята уже донесли мне…
Баркли на минуту замолк, но, видя, что Паркер остался спокоен, закончил:
– Вы отправили самолет в Монголию. Куда и зачем?
– Меня взгреют, если хозяева узнают, что я проговорился.
– Мне?
– Даже вам.
– Выкладывайте все начистоту или…
Паркер вопросительно посмотрел на генерала. Тот снова стукнул пальцами по столу и решительно закончил:
– …или я пошлю вас ко всем чертям!
– Разрешите мне так и донести?
– Хоть Господу Богу.
– Слушаю, сэр.
– Без шума приехали, так же неслышно и уберетесь.
– Слушаю, сэр, – невозмутимо ответил Паркер.
А Баркли крикнул:
– Притом сегодня же!.. Мой характер вы знаете.
– Видите ли… план носит у нас условное название: «Будда». Он очень прост: когда придет приказ, я должен послать в эфир музыкальную программу «Джонни хочет веселиться».
Баркли сидел за столом, сложив руки на груди, и следил за каждым движением губ Паркера. Когда тот замолчал, у Баркли вырвалось нетерпеливо:
– Ну, ну?!
– По первому сигналу мой человек в Монголии выкладывает знаки для посадки самолета. Пункт заметен по очень характерным развалинам монастыря… – И Паркер в общих чертах изложил суть поручения, возложенного на Хараду и Бельца.
– В какой стадии все это дело? – спросил Баркли.
– Человек в Монголию отправлен. Его повез Бельц.
– Немец?
– Да.
– Он уже вернулся?
– Нет.
– Значит… авария?.. Не думаете же вы, что присутствие немца – залог успеха операции?
Теперь в голосе Баркли зазвучала нескрываемая насмешка. Паркеру даже показалось, что Баркли рад его неудаче. Поэтому он сказал с особенной небрежностью, которую мог себе позволить человек независимого положения:
Читать дальше