Николай Шпанов - Заговорщики. Перед расплатой

Чэн перевел взгляд на «голубую ящерицу» и с облегчением увидел, что она невредимой перешла на вираж вокруг падающего американского самолета.

Увидев пылающий самолет американца, Фу с досадою ударил по колпаку. Он не заметил, кто зажег самолет, но было ясно: все усилия, все хитрости пошли насмарку. Кто-то помешал посадить американца, кто-то из своих погорячился.

Задание было сорвано. Оставалось драться, как всегда. Фу собрал свои самолеты. Бой продолжался по привычной программе…

Чэн прозевал приказание ведущего и не заметил, что к Фу собираются все товарищи. Увидев пламя там, куда уперлись трассы его очереди, он забыл обо всем, кроме возможности бить еще и еще. Были забыты все обещания, данные самому себе. Чэн больше не думал ни о строе, ни о товарищах. Его помыслы были заняты поисками цели, в которую можно было бы послать следующую очередь. Все, чему он учился когда-то, все, чему столько лет учил других, собралось сейчас в руке, охватившей штурвал. Тут, в этой невзрачной дюралевой трубе, оплетенной затертым шпагатом, был сейчас весь смысл его жизни. Хотелось взять от машины все, что могут дать полторы тысячи лошадиных сил, зажатых в моторе. Чэн испытывал полное слияние с машиной, которое приходит в восторге полета. Крылья казались продолжением собственных рук, каждое движение кисти, каждый нажим ступни – естественными, как шаги при ходьбе. И над всем главенствовало и все подавляло одно непреодолимое, ни с чем не сравнимое желание: стрелять! Ведь он стрелял боевыми зарядами, стрелял не по холщовым мешкам конусов, не по щитам мишеней, – его выстрелы должны были настичь уклоняющегося, сопротивляющегося врага.

Еще два раза он отчетливо видел, как под его выстрелами загорались вражеские самолеты.

Значит, сегодня три!

Три!

Целых три!

А может быть, только три? Всего три сбитые машины за целую вечность, что он кружится в жарком просторе высоко над землей.

Чэн заставлял машину проделывать целую цепь сложных фигур, чтобы занять выгодную позицию. Эта позиция была ему нужна всего на долю секунды. Доля секунды – и тогда будет четвертый трофей за день.

Сделав вид, будто хочет атаковать врага в лоб, и якобы не выдержав сближения, Чэн задрал нос самолета, уверенный, что сам находится вне прицела. На себя, еще на себя, пока машина не войдет в перевернутый полет! А там, неожиданным для врага иммельманом, оказаться у него на хвосте и прямой очередью послать жертву вслед первым трем. Четвертого врага за день!..

Но что же это?! Крик удивления и досады едва не вырвался из груди Чэна, а может быть, и вырвался, да он сам его не услышал за ревом мотора. Перебои, несколько коротких перебоев мотора! Быстрый взгляд на бензиномер: ноль! Как он мог прозевать, что баки пусты?! Как мог, как смел? Он, инструктор Чэн!..

Ненависть к самому себе, страх перед тем, что должно сейчас произойти, на миг заполнили мозг. Но тотчас же все вытеснила мысль, что машина заваливается помимо его воли, что он не довел маневр до конца. Не отрывая глаза от прицела, Чэн держал палец на спуске, но вражеского самолета все не было в поле его зрения. Не было и не могло быть – ведь иммельман не состоялся. Вместо того чтобы выйти в хвост противнику, Чэн сам подставил ему брюхо своего самолета. Один миг растерянности, едва уловимая доля секунды! Но ее было достаточно, чтобы внезапно просветленным разумом схватить все и услышать звон своей бурно пульсирующей крови. Чэн понял: дробный стук, который он слышит, не что иное, как пули врага, прямая очередь, ударившая по его самолету!..

Чэн пошевелил педалями – тут все было в порядке. Надежда блеснула из-за темного занавеса, которым было закрылось уже все.

Чэн толкнул штурвал от себя, потянул на себя, из стороны в стороны. Он поддавался чересчур легко. Рука летчика не испытывала сопротивления, и машина никак не реагировала на ее движения. Что же, значит, управление потеряно? Чэн оттолкнул колпак и покосился за борт. Машина шла со снижением. Под нею, сменяясь молниеносной чередой, неслись разноцветные ковры земли.

Чэн смотрел на них и ждал, когда вражеский летчик пошлет последнюю, заключительную очередь. В том, что эта очередь будет, он ни минуты не сомневался. Не сомневался и в том, что тогда ему останется одно – парашют.

Чэн оглянулся, желая по положению противника определить возможное время этого финала: вместо одного самолета за ним шли уже два. Но оба были своими! Это были товарищи, по-видимому вмешавшиеся в бой именно в тот момент, когда Чэну грозила верная гибель.