Большинство подростков, зачисленных в ленинградские ремесленные училища, погибли во время блокады. Ослабленный детский организм подвергался сильным физическим нагрузкам и не мог сопротивляться истощению из-за нехватки продовольствия.
Оживление в Ленинграде памяти о войне 1812 года было вполне логичным и удачным пропагандистским приёмом. Характер войн 1812 и 1941 годов был идентичным. Обе являлись освободительными.
16 июля 1941 года, среда, 25-й день войны
Лееб:
Сегодня я отправился в 4-ю танковую группу в Анисимово (20 километров южнее Пскова). Ужасное состояние дороги, пять часов в пути. В 15.00 на самолете «Шторх» я вернулся к себе.
Оценка обстановки: оперативная протяжённость линии фронта группы армий «Север» увеличилась с 200 до 650 километров. В то же время у нас на две дивизии стало меньше. Противник ввёл в бой новые дивизии и стал очень упорно сражаться после того, как командование принял Ворошилов.
Буров:
Редкий день проходит теперь без воздушных таранов. Сегодня на таран пошёл балтийский лётчик, старший лейтенант Н. И. Митин. Он врезался в фашистский самолёт, корректировавший артиллерийский огонь. Вражеская машина разлетелась на куски. От удара развалился и «МиГ». Приземлившись с парашютом, лётчик кинулся в лес, так как территория, на которой он очутился, уже была занята противником. Трое суток спустя, когда Митина считали уже погибшим, он перебрался через линию фронта и вернулся в полк.
Угроза вторжения вражеских войск потребовала срочно эвакуировать из южных и юго-западных районов Ленинградской области сельскохозяйственную технику и скот. К сегодняшнему дню эта нелёгкая задача была в основном решена. Из 25 районов на восток и в соседние области выведен тракторный парк, а также колхозный и совхозный скот.
Автор:
В тот же день порученец Лееба барон фон Грисенбек сделал такую запись в своём дневнике: «На пути в 4-ю танковую группу командующий вынужден был оставить свой автомобиль “Хорх”. Дальнейшее продвижение из-за бесчисленных глубоких выбоин на дороге возможно было лишь на вездеходе».
Тон записей Лееба становился всё более озабоченным. Он пытался найти причины пробуксовки своего наступления и связывал это с назначением Ворошилова главнокомандующим Северо-Западным направлением. В определённой степени Лееб оказался прав. Авторитет Ворошилова среди советских людей оставался высоким, и его появление под Ленинградом было воспринято с воодушевлением. Но как продемонстрировали дальнейшие события, герой Гражданской войны оказался не готов к новой военной кампании.
Буров с воодушевлением рассказал о подвиге старшего лейтенанта Н. И. Митина. Отношение к воздушным таранам в то время было восторженным, в газетах и по радио подробно описывалось, как советские люди жертвовали своей жизнью ради победы. Но в 1943 году Сталин запретил воздушные, а затем и танковые тараны. Ему было жаль не людей, а боевые машины, которые СССР изготовлял сам или получал по лендлизу от США и Великобритании.
У немцев было иное отношение к воздушным таранам. Самоубийственные акции советских лётчиков не укладывались у них в голове. В истории немецкой 6-й танковой дивизии так был прокомментирован подобный случай, произошедший уже в первый день войны: «К несчастью, один русский самолёт упал рядом с маршевой колонной дивизии, взорвался и окатил находившихся там людей и технику горящим топливом». Немцы даже не поняли, что это было сделано советским лётчиком умышленно. Позднее они это уже воспринимали по-другому и называли таких лётчиков «русскими камикадзе».
Подобное самопожертвование стало темой моего разговора с бывшим немецким танкистом Куртом Винтером, которого я сопровождал в 1990-х годах по местам его боёв. Побывали мы и в Великих Луках, где установлен большой памятник Александру Матросову, бросившемуся на немецкий пулемёт. Он ценой своей жизни спас боевых товарищей, которых гнали в лобовую атаку на немецкую огневую точку. Я рассказал об этом немецкому ветерану, потерявшему в войну три танка. Затем спросил, было ли нечто подобное в немецкой армии. Винтер чистосердечно признался, что не помнит о таком. У них командир имел право сам определять, как выполнить приказ с наименьшими потерями. Немецкий танкист, правда, добавил, что слышал про случаи фанатичного самопожертвования среди эсэсовцев из дивизии «Мёртвая голова», воевавшей рядом с его частью.
Буров как заслугу оценил вывоз скота и тракторного парка из западных районов области перед их оккупацией немецкими войсками. В советское время фраза Бурова так и воспринималась. Во-первых, врагу этот скот не достался, во-вторых, он был направлен в районы, где не было угрозы вторжения противника. Правда, почему-то не к Ленинграду, где он был бы очень нужен, а на восток. Сегодня восприятие уже не такое однозначное. Начинаешь задумываться о том, что люди, которые ухаживали за этим скотом, лишились тем самым работы, продовольствия и были обречены на голод своей же советской властью. От гитлеровцев они пострадали уже потом. А первый удар нанесли по ним соотечественники. Поневоле опять всплывает вопрос цены человеческой жизни в советское время. Этих людей власти вывозить не собирались. Их просто бросили на самовыживание. Воспоминания очевидцев из оккупированных районов Ленинградской области можно прочитать в книге Изольды Ивановой «За блокадным кольцом».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу