Овидий Горчаков - Вне закона

Только в середине села горели три окна, бросая три полосы на улицу. Напряженный слух улавливал фырканье лошади, вздохи коровы в ближайшем дворе.

Бой завязался на правом фланге. Кухарченко скосил патрульных автоматной очередью. По ракетам было видно, что Кухарченко, ведя боевую группу основного отряда, усиленную взводом из отряда Мордашкина под командой Полевого, бешеным вихрем несется к центру села, идет, как всегда, с веселой яростью, напролом, берет голой отвагой. Дзюба вступил в бой минутой позже. Он действовал осмотрительней, не лихим наскоком, а по всем правилам тактики.

Я залег за еще крепкий деревянный крест, увешанный рушниками, и отдал приказ открыть огонь по огневым точкам в центре села. В отсвете ракет от кладбищенских крестов и берез поплыли по могилам фантастические тени. Партизанские заслоны охватили село с юга, с противоположной нам окраины села – на этот раз Самсонов не собирался повторить ошибку ржавского боя. Справа от села, на шоссе, немецкий бункер защищал мост от яростного натиска группы Барашкова. Там разыгрывался гранатный бой.

Теперь все село находилось под ударом. Взятые врасплох немцы спросонку метались по селу в нижнем белье, истошно крича: «Алярм! Партизанен!»

– Три! Три! – крикнул кто-то позади.

– Шесть! – ответил я паролем и увидел Самсонова.

С ним был Ефимов. Сзади полз с бутылками Володька Щелкунов.

– Ну, как у вас тут? – шепотом спросил, подползая, Самсонов.

– Порядок! Кухарченко что-то остановился. Дзюба жмет. Штаб еще не взят.

Позади стукнули бутылки.

– Осторожно, Щелкунов! – прошипел Самсонов. – Если хоть одна бутылка разобьется в руках, ты из нас шашлык сделаешь! Немцев перед кладбищем нет?

– Как будто удрали. Думаю двигаться к центру.

Провизжала шальная пуля. Самсонов нагнул голову. Я взглянул на него, холодея. А что, если шарахнет его «шальная» пуля?..

– Обожди… – сказал неуверенно Самсонов, но я, сделав вид, будто не расслышал его, стремясь скорее уйти от него, вполголоса крикнул бойцам:

– Станковым расчетам оставаться здесь. Остальным – за мной!..

Я оглянулся на Самсонова. Хотел же он, чтобы «шальная» пуля убила Сашу Покатило! Эта «шальная» пуля может срикошетить бумерангом… Быть или не быть? Убить или не убить?

В проулке я выстрелил красной ракетой, услышал крики: «Три! Три!» Это кричали бойцы Дзюбы. «Рус, сдавайся!» – совсем некстати визжал какой-то ошалевший фриц неподалеку. Дзюбовцы ударили по нему и его камрадам из ротного миномета.

В одном из дворов нас обстреляли из погреба. Мы забросали погреб гранатами. Покатило распахнул дверь сарая. В сено забирался какой-то перепуганный дед, к нему жались две белоголовые девочки.

– Что вы тут делаете? – закричал на них Покатило. – Забирай, дедан, пацанок – и в погреб, он свободен!

Нас опять нагнал Самсонов. Я хотел бежать от него, а он опять пришел туда, где густо летали шальные пули, где было совсем темно, где было так легко направить куда надо «шальную» пулю…

Мы вышли к проулку, пересекавшему путь к середине села, и остановились: впереди, за аккуратной березовой изгородью, пылали нерусского вида, обшитые тесом дома немцев. Дерево трещало в огне, хлестко хлопали и рвались над железными крышами полотнища пламени. Над головой с тонким воплем носились шальные пули.

– Беги ты первый! – ткнул меня в спину Самсонов.

Никто не обстрелял меня. Ни немцы, ни Самсонов.

– Беги обратно! Сюда! – услышал я его голос.

Два-три месяца назад он не прибегал к таким подлым приемам. Теперь он уверен, пожалуй, что не имеет права рисковать своей персоной.

Вторично перемахнул я через улицу, и снова никто не обстрелял меня. Только тогда осмелился Самсонов пересечь опасное место. Следом за ним, низко согнувшись, перебежал улицу Ефимов. Бережно держа в руках бутылки, не спеша перешел улицу Щелкунов. Свой трусливый маневр Самсонов повторял до тех пор, пока мы не вышли на главную улицу. Автоматный огонь засевших в одном из домов немцев заставил нас залечь.

Самсонов лежал передо мной и строчил вслепую из автомата. Красная ракета осветила кровавым светом его искаженное, лоснящееся, потное лицо. Другая ракета зажглась в моем мозгу и опалила жаром все тело: «Давай! Никто не заметит! Никто не услышит выстрела… Вместо Покатило – его самого… За Надю, за Богомаза, за Кузенкова!.. В этот ненавистный бритый череп…»

– Вперед! – крикнул Дзюба.

– Вперед! – рявкнул Самсонов, глуша свой страх свирепым криком.