Овидий Горчаков - Вне закона

Милку я хорошо помнил: не по летам грудастая, краснощекая матрешка, голубоглазая хохотунья с кудряшками. Была она прилежной санитаркой, но чуть в обморок не падала, когда ей давали стирать кровавые бинты. И эту девчонку Самсонов с Ивановым послали в разведку!

Вечером лагерь, как всегда после крупной отрядной операции, был многолюден. Только что после общего «подъема» закончился поздний обед. Вокруг штабного шалаша толпились вояки, о командирском звании которых красноречиво говорили пистолетные кобуры, планшетки и замысловатые партизанские сбруи. Я поздоровался с Аксенычем, Дзюбой, богомазовцем Костей-одесситом. Командиры курили, переминались с ноги на ногу, поглядывали на затянутый немецкой пятнистой плащ-палаткой вход в командирский шалаш. Тут же крутился и болтал без умолку, поблескивая выпуклыми наглыми глазами, командир разведки Иванов. Одет он сравнительно скромно: светло-голубой френч, клетчатые брюки гольф, фетровая шляпа с перышком оливкового цвета, ярко-желтая кобура, нацепленная для форса по-немецки, на левом боку, на правом – крошечный «беби-браунинг»: у Самсонова выпросил. Буйно разросшиеся рыжие бакенбарды придавали ему невыразимо нелепый вид. Но ему и невдомек, что вид его смешон и жалок. Принимая картинные позы, со всегдашними нелепыми своими ужимками, чистя ножичком ногти, чтобы показать всем унизанные трофейными кольцами и перстнями пальцы, этот ловкач и пустозвон хвастался:

– Я глаза ваши и уши. Да кабы не мои разведчики, мы бы не отделались вчера такими легкими потерями. Я и на фронте, еще лейтенантом, разведкой заворачивал. Я, конечно, не Иванов, сами знаете – конспирация, нельзя нам фамилию настоящую носить. В немецкий тыл, это самое, дурака не пошлют. Впрочем, и это бывает – Козлов у меня того-этого… – Он покрутил указательным пальцем у виска. – Но это уж здесь, в тылу, на нервной почве. А «музыкант» мой, Ванюшка, радист первого класса! Вон он на ключе выстукивает! Рация-то не чья-нибудь, моя. Жорка-капитан небось без рации прилетел. Что бы вы тут без меня делали? Без связи с Большой землей? Тс-с-с! Слышите, как капитан Токарева честит?

Постоянно вздоря полегоньку да потихоньку с Самсоновым, Иванов заметно подражает ему во всем – те же манеры и замашки. Не всякий начальник обрадуется таким подражателям. Рядом с этими гротескными карикатурами начальник и сам становится понятней, прозрачней.

Из штабного шалаша доносился голос Самсонова.

– Согласно уставу, – цедил он с ледяным презрением, – самовольное оставление поля боя равносильно измене и влечет за собой высшую меру наказания… Но вы еще можете пригодиться мне как радист. Я разжалую вас в рядовые… Помните, самоотверженность и еще раз самоотверженность. Как вы стоите перед командиром? Смирно! Можете идти. Поворачиваться, поворачиваться не умеете!

Токарев вышел из штабного шалаша сгорбившись, морщась, точно от зубной боли, с плывущими по широкому лицу красными пятнами. Он остановился, обвел всех невидящим взглядом, глубоко вздохнул и поплелся за шалаши.

Падение Токарева было неожиданностью для всех. Этот добродушный богатырь в генеральском мундире оказался трусом особого сорта, расчетливым, хладнокровным трусом, совсем не похожим на того потерявшего голову бойца, который плакал в истерике и панике у ржавской школы. Теперь мне казалось, что я и раньше, чуть не с самого начала, чувствовал какую-то фальшь в его стремлении казаться рубахой-парнем.

– Погорел Великий Комбинатор! – пояснил для всеобщего сведения Иванов. – В Ржавке полные штаны набрал. Вчера нарочно отстал от штурмового отряда. Весь бой прятался где-то. В рядовые его теперь. А мало!

Странно слышать такое от Иванова. Во всем отряде лишь один человек не признавал, что Иванов трус, – сам Иванов. Глядя на него, я думал об Алесе, девушке из Ветринки. Неужели этот хлыщ добился своего?

– Скажи на милость! – удивлялись партизаны, глядя вслед Токареву. – А с виду богатырь, монумент, и на язык такой бойкий!

– Небось от Церковного Осовца отвертелся, сачок!

– В открытом бою сдрейфил, это не засада.

– У себя капитан? – громко спросил Василий Козлов, осаживая у шалаша взмыленного коня.

– А вот и помощник мой! – обрадовался Иванов. Он приосанился. – Докладывай, Козлов!

– Капитану доложу! – отрезал тот, ловко соскочив с коня.

– Что?! Лейтенант Козлов! Кто твой командир? – закипел Иванов.

– Катись на хрен! – бешено рявкнул Козлов, всучив поводья своему оторопевшему начальнику, и тут же плотно задернул за собой плащ-палатку.