Овидий Горчаков - Вне закона

– Как фамилия-то твоя? – спросил парня Баженов.

– Верзун моя фамилия, – проговорил парень с натянутой улыбкой. – Вы, кажется, тоже там были?

– Точно, – подтвердил Баженов. – Только у нас тут все на «ты». А вот «офицер» вчерашний.

Верзун с изумлением уставился на меня. По глазам было ясно – не поверил Баженову.

– Десантник он, – добавил повар, – из Москвы.

Верзун еще шире раскрыл глаза.

– Верзун, оказывается, лейтенант, – сообщил нам Баламут, – командир стрелкового взвода. Кончил училище, на фронте воевал день, целый час героически сдерживал натиск противника под Харьковом. Потом в плен попал. Из плена бежал. Приймаком стал. Из приймаков бежал – в партизаны попал…

– Что это за партизаны около Церковного Осовца объявились? – обратился к Верзуну Баженов.

Повар подал Верзуну котелок вчерашнего супа, здоровенный ломоть хлеба, и парень немедленно накинулся на еду. Баламуту шеф сунул разбитые сапоги.

– Три дня бедолагу голодом морили, – сказал Баламут, разглядывая подошву сапога. – Да и в лесу он не антрекотом питался, а по ночам на пустом брюхе, сердечный, за картошкой сырой ползал.

– Ты про отряд его расскажи…

– Какой там отряд! – махнул сапогом Баламут. – Их всего пятеро. Приймачили в одной деревне, наскребли оружие кой-какое и в лес махнули. Только вот Верзуну не повезло – потерял по дороге наган, из-за пояса выронил. А у них всего два нагана было. Кореши, конечно, с глаз его долой погнали. Без оружия, мол, не возвращайся. Вот он в лесу днем и ночью рыскал-рыскал и на полицаев нарвался.

– А командиром у вас кто? – спросил Верзуна Баженов.

– Старший лейтенант Фролов, – ответил с набитым ртом Верзун. – Я вчера с самим товарищем Самсоновым говорил. Капитан послал связных к Фролову и ребят наших в отряд к себе берет.

– Когда цирюльню откроешь? – спросил, вставая, Баженов Баламута.

У Баламута, этого мастера на все руки – наводчика орудия, сапожника и партизанского затейника, гармониста, певца и плясуна, – открылся новый талант – парикмахерский!

– Айн момент. Черный! – ответил тот. – Вот только его поварскому высокоблагородию для блата сапоги подобью!.. Пойдем, Черный, я тебе про Церковный Осовец расскажу. Самый критический момент для меня был – это когда узнал я одного полицая, он меня зимой раз задержал…

«Самый критический момент», – сказал Баламут. У меня тоже был какой-то критический момент. Что же это было? Крест! Крест! Генриха Зааля! Я натянул штаны, мундир, намотал портянки…

– Я на двоих завтрак возьму! – крикнул мне Баженов. – У тебя ложка есть?

Я завернул в шалаш разведчиков:

– Пора вставать, Иванов. Лови! – Я бросил ему обмундирование оберштурмфюрера.

– Не запачкал? – зевая, подозрительно спросил Иванов.

У штабного шалаша я увидел Ефимова.

– А я тебя ищу! – крикнул я ему. – Большое тебе спасибо! Удружил, называется…

– Что-нибудь случилось?

– Ты какой мне крест дал?

– Железный.

– Железный! А что на нем написано?

Я передал ему крест. Ефимов приподнял брови:

– Латинская буква «W» и дата «1914». Вероятно, год учреждения.

– Эх ты!.. Да ведь этот проклятый крест мог все дело провалить. Может, тот полицейский из-за него только и бросился бежать! «W» – это Вильгельм, и крест этот пожалован кайзером – кайзером! – в Первую мировую войну, за десять лет до моего рождения! А теперь кресты у фрицев не с «W», а со свастикой. Ведь ты знаешь немцев, служил у них…

– Да, нехорошо получилось, Витя, – озабоченно пробормотал Ефимов. – Необдуманно. Да и вообще с английским языком разве можно было соваться в это осиное гнездо! Со званием ты тоже напутал – тебя, как эсэсовца, должны были называть не обер-лейтенантом, а оберштурмфюрером. Эти полицейские в Осовце – дурачье, бестолочь! А тот парень, видно, не из-за креста, а из-за ордена Кухарченко побежал. Лешка сам рассказывал, что лацкан пиджака у него случайно отогнулся. А Борисов уверяет, что его один полицай узнал. А все-таки получилось, нахрапом взяли. Да не злись, я же не нарочно. Ты не кипятись, а спасибо мне скажи – я за тебя словечко вставил, капитан тебя за эту операцию орденом наградит, хотя он и зол на тебя. За что бы это, а?

– Не знаю, – ответил я и поспешно завернул за штабной шалаш.

«Орден! – возмущался я. – Неужели надену я орден, пожалованный мне Самсоновым?»

Самсонов сидел за столиком и вертел в руках немецкие документы, карты, пачки писем, желто-коричневые «зольд-бюхер» – солдатские книжки. Рядом стоял Иван Дзюба в кителе офицера люфтваффе, начштаба отряда Мордашкина. Он докладывал: