Николай Панов - В океане

Фролов не заметил, как недоуменно повернулось к нему лицо стоявшего рядом Агеева, грозно взметнулись светлые, как у тигра, глаза. Он продолжал, весь во власти нового увлечения.

— Знаете — Ракитину Таню! Вот это девушка! Ухаживала за мной, ночей не спала… Она и про вас так хорошо говорит, очень вас уважает, только боится немного. Сегодня вдруг понял — люблю я ее. Придем в базу — свадьбу сыграем.

Агеев не отвечал. Фролов опустил бинокль. Увидел, что Сергей Никитич сжал поручни своими могучими руками, не спускает глаз с бегущих издали серых, кое-где вспененных волн.

— Да ты что — уже говорил с ней? — странно изменившимся голосом спросил наконец Агеев.

— Пока не говорил, да ведь объясниться недолго. У меня к ней такая любовь! А передо мной еще ни одна девушка не устояла.

— Он только позже понял, почему так весело, с таким облегчением расхохотался Агеев. Смотрел на мичмана удивленно — не так часто видел смеющимся старого друга.

— Ну-ну, иди, говори, — сказал шутливо Агеев. — Смотри только не просчитайся.

— Что это вы слишком веселый? — спросил подозрительно Фролов.

Он поднял бинокль.

— Эх, Сергей Никитич, зря вы к девушкам так равнодушны. За вас любая бы с радостью пошла. Только этому делу больше внимания уделять надо…

— А вы, товарищ сигнальщик, вместо посторонних разговоров лучше бы за морем внимательно следили, — вдруг резко и холодно сказал Агеев. — Почему не докладываете о мачтах кораблей — по носу курсовой угол десять?

— Мачты справа десять градусов! — крикнул Фролов. Не успел мичман договорить, а уже сам сигнальщик заметил чуть проступающие острия над далеким рубчатым горизонтом. Только ястребиные глаза Агеева, не вооруженные биноклем, смогли различить раньше него эти верхушки мачт.

— Мачты военного корабля. Крейсер. Идет курсом на нас! — звонко докладывал Фролов. — Силуэты двух миноносцев. Наши военные корабли на горизонте.

— Наши корабли. Крейсер и два миноносца, — подтвердил, всмотревшись, Сливин…

Звеня каблуками, мичман сбежал с мостика. «Уж не приревновал ли меня? — вдруг подумал Фролов. — Да нет, с чего бы?» Никогда он не видел Сергея Никитича гуляющим с ней, занятым долгим разговором. Никогда не обмолвился Агеев о своем чувстве к Тане. Почему же так грубо осадил? Естественно — сделал замечание по службе: «Настоящий боцман — придира и грубиян», — вспомнилась шуточная оценка Кульбина. «Нет, не могу на него обижаться», — не опуская бинокля, думал Фролов.

Агеев прошел на ют. Сама собой рука потянулась в карман, вынула разноцветную трубочку. Медленно набил трубку табаком.

Вдалеке величественно плыла громада дока, она казалась совсем неподвижной, только перед носовыми торцами вставали снежно-белые фонтаны ударяющихся в понтон волн. У тросов чернели крошечные фигурки вахтенных. Сергей Никитич знал, что там стоят надежные люди: боцман Ромашкин, Мосин, Щербаков, другие матросы, которым сумел, похоже, передать кое-что из своего многолетнего опыта.

Все яснее вырисовывался впереди горбатый силуэт Рыбачьего — нашей североморской твердыни, один взгляд на которую поднял в душе вихрь воспоминаний и чувств.

Вспомнился Кувардин, разговор с ним в часы поисков «Красотки Чикаго» о сказочном будущем полярного края. Не дожил Матвей Григорьевич до этих, уже близких теперь дней. Спи спокойно, боевой друг, в ледяной подводной могиле, не зря отдал ты жизнь для нашей победы…

Все явственней вырастали силуэты кораблей. Четко были видны обводы их высоких и стройных бортов, зачехленные орудия и торпедные аппараты.

— Смотри ты, опять белые чайки вокруг. А в пути они какие-то другие были, чернокрылые, — донесся до Агеева голос одного из свободных от вахты матросов.

— Эх, красавец крейсер! — услышал он голос другого. На ют вышел Людов, встал рядом с боцманом, смотрел на бушующий за кормой молочно-белый бурун.

— Ну, Сергей Никитич, кажется, морская жизнь ваша подходит к концу? Женитесь, детьми обзаведетесь, само собой потянет на берег.

Агеев ответил не сразу.

— Не знаю, товарищ майор. Только думаю: она сама человек морской, если посчастливится нам семью завести — не будет препятствовать моей службе.

— Значит, намереваетесь поплавать еще лет двадцать?

Боцман задумчиво кивнул.

А то, если уйдете с кораблей, непременно разыщите меня — может, опять поработаем вместе.

— Вместе будем книжку по философии писать? — улыбнулся Агеев.

— Вот именно! — сказал майор Людов.