Алексей Нагорный - Повесть об уголовном розыске

– Куда? Зачем? Нет!!! - Чинуша бросился к дверям, но его схватили под руки и повели.

– А-а-а-а!!! - закричал Чинуша. - Мразь! Свиньи! Быдло вонючее! Убивать! Убивать вас! Всех! До одного! На фонари взбесившихся Хамов! За ноги!

Громыхнула дверь.

– Что ему будет? - с трудом спросил Коля.

– Расстрел, - спокойно ответил Сергеев.

Потрясенный Коля молча смотрел на Сергеева.

– А ты как думал? - строго спросил Сергеев. - Ты думал - разговоры с ними разговаривать? А вы кто такой? - обратился он к Бушмакину.

– С патронного я, - Бушмакин протянул Сергееву паспорт. - Токарь.

– Партиец?

– Так точно, - улыбнулся Бушмакин. - С тысяча девятьсот двенадцатого.

– А я - с тысяча девятьсот второго, - в свою очередь улыбнулся Сергеев. - Спасибо, что помог.

– Чего там, - Бушмакин махнул рукой. - Дело общее.

Где-то внизу, в подвале, глухо ударил винтовочный залп - словно детская хлопушка выстрелила.

Все поняв, Коля испуганно прижался к Бушмакину.

– Ну, парень. Что будем с тобой делать? - спросил Сергеев. - Может быть, вернешься назад, в свою деревню?

– Не-е… - Коля замотал головой. - Дом наш сгорел. И отец с матерью - тоже. Куда же мне назад?

– Верно, - кивнул Сергеев. - Назад тебе нельзя… А здесь, в Питере, кто у тебя?

– Того уже нет, - Коля оглянулся на дверь, в которую увели Чинушу.

– Я считаю, пусть остается, - вдруг сказал Бушмакин. - Чего ему в деревне делать? А здесь - человеком станет! В Питере теперь куется мировая история! Считай, парень, что тебе сильно повезло!

– А жить где? - с сомнением спросил Сергеев.

– А у меня! - улыбнулся Бушмакин. - Определю его на завод, и точка! У рабочего класса будет пополнение.

– Ну и хорошо, - согласился Сергеев. - Если что понадобится, - заходите. Чем смогу - помогу.

Бушмакин жил на Сергиевской, в красивом бело-зеленом доме, построенном в стиле позднего барокко. Собственно, жил он не в парадном здании, которое выходило фасадом на улицу, а во флигеле. Комната у Бушмакина была большая, с двумя окнами и высоким потолком.

– Ну и ну, - только и смог сказать Коля, когда они пришли.

– Знай наших, - улыбнулся Бушмакин. - Мы кто? Рабочие. Мы, брат, все ценности мира создаем! И мы имеем право жить в таких квартирах. Лет двадцать назад я об этом в одной листовке прочитал, а было мне в ту пору сколько тебе сейчас, и я, понимаешь, только-только переступил порог завода…

– А вы из деревни? - спросил Коля.

– Спокон веку - питерский! - гордо сказал Бушмакин. - Прадед мой сюда вместе с Петром I пришел, и с тех пор мы оружейники. Я работаю на патронном, это здесь, в двух шагах. "Старый Арсенал" называется.

– А вот вы сказали тогда, там, - Коля замялся. - Ну, партиец вы… Это что? Чин такой?

– В корень глядишь. Вопрос не в бровь, а в глаз. Ну, пойми, если сможешь: людям в России жилось из рук вон… Большинству. А кучке людей - как в сказке. А товарищ Ленин сказал: это надо поломать!.. Чтобы поломать - нужна партия. Объединение единомышленников, борцов… Чтобы тех, кто живет в сказке, - к ногтю. А тех, кто страдает, - тем счастье дать. Все понял?

– Мне Арсений… В общем, этот, которого… - Коля замялся, но продолжал: - Он так мне сказал: кто, говорит, был ничем, тот, говорит, возможно, и станет всем, а как одни осетрину жрали, так и будут жрать. А другие - как селедку жрали - так и будут жрать. И ничего, говорит, тут не переделать! Тут, говорит, дело в душе человеческой. А она, говорит, как была навозная, так во веки вечные и останется.

Бушмакин задумчиво смотрел на Колю, слушал и думал про себя: неглуп был этот Чинуша, ох, неглуп. Тоже смотрел в корень. И сколько еще вреда принесут молодой Советской власти такие вот горлопаны-провокаторы. И какие же точные слова нужно найти, чтобы разом рассеять Колины сомнения… А как, если грамота - три класса реального, да два года рабочих марксистских кружков? Но отыскать эти слова надо, потому что парень сейчас как посредине доски-качалки: на какую сторону ступит, - туда и опустится. Что же сказать?

– Задал ты мне вопрос, - Бушмакин покрутил головой и усмехнулся. - Я вот что скажу: сейчас таких фактов нет. У Советской власти сейчас все - от товарища Ленина до последнего солдата - не то что селедке, корке черствой рады. Потому что разруха, голод. Если сейчас кто и жрет, как ты говоришь, осетрину, тот контра и с ним разговор один - к стенке.

Бушмакин перевел дух и продолжал:

– Я и прадеды мои, и деды, и родители в подвале жили. А мне на второй день революции дали вот эту комнату! Это тебе как?

– Я так этого… Арсения понял, что он больше про будущее намекал, - сказал Коля. - Говорит: все равно у них ничего не выйдет. Мое, говорит, - оно сильнее смерти. А уж это точно. У нас в деревне мое - выше бога…