Семен Близнюк - Костры ночных Карпат

— Ты что? — удивлённо заговорил Канюк, разглядывая Гичку.

— Он же тебя мог одним ногтем…

— Мог, да не смог, — ответил ему Гичка и начал насвистывать какой-то мотив. Потом сказал, глядя Канюку в глаза:

— А ты, вижу, человек что надо. Мне по душе парни, которые не спускают хамства.

— Я бы ему врезал, — расхрабрился Канюк.

— Ну, кулаком на кулак — это для драки за городом годится. Слово разит сильнее да и наповал, если за ним — правда.

— Тогда научи.

— А ты не боишься?

— Чего же бояться? Тебе ведь не страшно?

— Я — коммунист. Мне долг повелевает…

— Интересно ты, друг, рассуждаешь. Вроде бы тебе от рождения положено быть храбрым, а мне ещё это надо заслужить.

— Не петушись, Иванко. Дай руку…

Целый день Канюк ходил с горящими глазами, на стрельбпще целился так тщательно, что офицер, руководивший стрельбами, не мог надивиться — не понимал только, почему новобранец про себя что-то шепчет.

— Молишься ты, что ли? — спросил недоверчиво.

— А это у меня к каждому выстрелу своя присказка есть, — ответил Канюк.

Вечером он открылся побратиму:

— Знаешь, я как? Стреляю да приговариваю: это — по предателю, который республику ставит на колени перед гитлеровцами, это — по четаржу-гаду, это по десятнику…

— Погоди, Иванко, — успокоил Гичка, — главный бой с фашизмом ещё впереди. И наше Закарпатье, и всю Чехословакию пе сегодня-завтра разорвут на части. Все впереди, земляк, и врагов узнаешь пострашнее грубияна-четаржа — он рядом с ними покажется ангелом с беленькими крылышками…

Канюк тогда ещё не знал, что Юрий Гичка — родом из посёлка Буштины, расположенного между Тячевом и Хустом, — был членом КПЧ и многое понимал иначе: оценивать события ему помогал опыт партийной работы. Этот же опыт подсказал: с молодым вояком стоит поработать.

Как-то Гичка подошёл к Ивану ещё с одним солдатом:

— Познакомься — это Микола Рущак, наш, буштинский, парень. В пятой роте служит.

— Дослуживаю, — пробасил солдат и, глядя в широкое лицо Канюка, протянул руку:

— Про тебя я знаю — Юрко рассказал.

Из-под крутого лба на Канюка смотрели спокойные серые глаза. Иван залюбовался земляком: брови вразлёт, прямой, тонкий нос, полные губы — красив парень. К лицу ему была и униформа… Рущак всё же не стоял спокойно, но нетерпеливо притаптывал траву каблуком, слушая, как Гичка говорил:

Блок сигарет дневальному сплавил — зато достал жетоны на всех троих — вот. Сегодня, как стемнеет, пойдём на «вечерницы». Тем более — не будет поручика [4]: отгружает на станции вещи.

— Собираются, значит, по-тихому город отдавать! — в голосе Ивана сквозила досада.

— А их и не спросят, — ответил Гичка, — все Гитлер с паном регентом уже расписали и теперь играют по сценарию. Вечером послушаете умных людей — узнаете.

Когда уходили в сумерках из казармы, дневальный заговорщицки подмигнул и осклабился:

— К цыганкам на Радванку?

Канюк недоуменно взглянул, было, на Гичку, но тот хохотнул:

— Как же, как же… Придётся по вкусу — адресок принесу… Жди!

Вышли на Подзамковую, прошли неторопливо вдоль высоких замшелых стен крепости, у деревянного забора стадиона «СК Русь» и свернули к берегу Ужа. Там остановились у шумного порога: yи дать ни взять — соскучились солдаты по зазнобам…

Гичка вдруг исчез. Он вернулся минут через десять и спокойно позвал за собой. Задворками зашли в небольшой кирпичный домишко, недалеко от переправы…

После сходки возвращались молча, погруженные в свои волнующие мысли. Рущак нарушил молчание:

— А этот очкастый, что из Будапешта, здорово говорил! Вроде бы не венгр, а наш, гуцул, — так за нашу долю… «Мы должны бороться против раздела Чехословакии, против того, чтобы Закарпатская Украина стала разменной монетой на фашистском аукционе». Сильно — правда, хлопцы? Как его?.. Золи…

— Просто товарищ Золтан — этого достаточно, — ответил ему Гичка. — И ещё запомни: не из Будапешта он, а из самой Испании приехал. Недавно прорвался: отсиживал среди интернированных во французском лагере, потом коммунисты переправили его в Австрию, а австрийские товарищи — сюда.

— Кто же он по профессии?

— А его профессия — бороться с фашизмом. Всюду. Всегда. За правду бороться. За народную правду.

— Да-а…— задумчиво протянул Рущак. —Ану-ка, Иван, ты по-венгерски шпаришь, как из пулемёта, — почитай ещё раз из газетки, которую дал Золтан.

Под уличным фонарём Канюк остановился и оглянулся — кругом было безлюдно. Нетерпеливо развернул тонкий газетный лист и, вчитываясь в текст, начал переводить: