Раян Фарукшин - Не спешите нас хоронить

— Разворачиваетесь и на полном газу назад. Всё. Свободен!

— Так точно, товарищ старший лейтенант!

Я слышал весь разговор полностью, но не высовывался. На всякий случай.

— Усман, — улыбнулся Сосед, заводя нашу податливую старушку. — Готовь орудие к бою! Выезжаем! Приходил замначштаба, ну, этот, сопливый старлей, и сказал, что повезём спецов из "В". Круто, да?

— Неплохо, — я зевнул, прикрывая рот рукой и делая сосредоточенное лицо тигра. — Приказ, так приказ, поехали!

— Ща мы покажем этим черномазым выскочкам, кто здесь хозяин!

Через пятнадцать минут, когда мы, готовые сражаться и побеждать, пристроились в хвост отъезжающей танковой колонне, восемь здоровенных мужиков молча залезли в десантное отделение нашей коробочки. Даже не поздоровались. Обидно стало — что мы, не люди что-ли, не спецназ конечно, но тоже воюем.

Кто-то постучал автоматом по броне:

— Трогай!

Спецназовцы были одеты как-то уж слишком по-праздничному. Конечно, может им так и удобней, но я бы так в атаку не ходил. Касок спецы не одели, только чёрные спортивные шапочки, то есть небольшой осколок — и всё, капут. На ногах не берцы, а потёртые кроссовки — и как по обломкам стройматериала бегать будут, не знаю, только ноги переломают себе, изувечатся, намучаются в такой обуви. Жалко, свои же мужики, нашенские. Но самое непонятное — они даже бронежилеты не одели, так и поехали в одних тонких чёрных свитерах, без брони и верхней одежды. Зачем? Вспотеть, что-ли, боятся? Как они воевать-то будут? Замёрзнут. Да и боекомплект у них слишком уж маленький — у каждого АКМ 7,62 и четыре наступательных гранаты. Никаких спецсредств. «Чё это они, налегке поехали, как деревенские депутаты на концерт саратовского симфонического оркестра», — подумал я, а вслух сказал:

— Я сверху прокачусь. Так интереснее.

Вылез наружу, сел. Еду, глотаю выхлопные газы, всматриваюсь в остатки городского пейзажа. Не видно ни хрена. Один дым.

Выезжаем из контролируемого квартала, проезжаем мимо наших скрытых постов, приезжаем в неизвестность. Теперь мы на их, чужой, враждебной чеченской территории. «Бамс, бамс, бамс» — рядом стреляют из гранатомётов. Я спешно ныряю внутрь бэшки и закупориваю все люки.

— Страшно? — ориентируясь лишь по засаленным триплексам, руля коробочкой почти вслепую, интересуется Сосед.

— Бля… — только и смог ответить я, подавляя неприятные ощущения. — Очково там. Лучше тут я…

— Ой-ма!

Бэшку резко качнуло и подкинуло вверх. Мы ударились головами о броню и громко выругались. БМП остановилась, Сосед нетерпеливо махнул наружу:

— За-а мной!

Страшный азарт захватил наше сознание. Не понимая чего творим и зачем, мы вылезли наверх, встали в полный рост на броню и мигом опустошили магазины своих автоматов. Стреляли по окнам первого этажа гигантской девятиэтажки, перед которой и остановились. «Ура! Смерть фашистам! Бей гадов! За Родину!» — проносилось в моей голове. Что поделать — сказывались издержки воспитания советским кинематографом, когда «наше дело правое и мы победим», при чём «все наши станут героями, а все враги сдадутся в плен», и ни убитых тебе, ни раненых, все здоровы и живут себе припеваючи. Военная романтика, она, конечно, дело хорошее, но на самом деле всё совсем не так, «всамделишнее кино» намного страшней и неразборчивей.

Из десантного раздавался непонятный шум, напомнивший о спецназовцах. Они, оказывается, застряли и не могут открыть «парадную дверь». Пришлось им помочь.

Обласкав нас матом последней московской моды, спецы рассыпались по кварталу и исчезли в ночи. А мы так и стояли на броне ещё секунд десять-пятнадцать, мечтательно смотря им вслед и видя себя на крыше Рейхстага с красным знаменем в руках и золотой Звездой Героя на груди. Стояли и мечтали, пока духи не начали обстреливать нас с верхних этажей. Мы сразу назад, вовнутрь, да как вдарим из пушки! И ещё, и ещё, и ещё! Почти весь боекомплект израсходовали.

Духи замолчали. А мы сидим радостные, дым глотаем, улыбки до затылка, глаза навыкат, уши заложены.

Не успели как следует обрадоваться нашей микро-победе, как обнаружили, что мы — не единственные покорителями этого дома — на противоположной стороне улицы засел целый полк, методично гвоздивший закреплённый квартал уже целые сутки. Вот дела!

Кто-то подбегает с тыла, стучит по броне:

— Живы? Эй, придурки, живы?

— Кто там? — напрягаюсь я в ожидании худшего.

— Дед Мороз, бля! Да свои, кто же!

Сосед заулыбался, откинул люк и высунул свою чумазую рожу к солдату. Отогнав от лица дым, он вежливо ответил тем же: