Николай Горулев - Прощайте, любимые

По поводу этих бутылок студенты любили позлословить. Редкие из них верили в возможность поджечь бронированную махину. Вот пушка с бронебойным снарядом — это другое дело. А жидкость... Нет. Не надеялись на силу этого оружия ребята, но раз военкомат выдал — держали бутылки при себе.

Ожидали приказа занять оборонительные рубежи. Уже вели дебаты, куда направят студентов — на Минское шоссе или на Бобруйское. Но тут пришел Валентин, скомандовал построиться, оставить гранаты и бутылки с горючим в институте и выходить.

Шли по Ленинской в сторону Днепра, поравнялись с Домом офицеров и прямо через площадь направились на вал.

— Теперь уж действительно будем загорать, — бросил Иван.

— Не ворчи. — Эдик считал, что приказы отдаются не зря, что тот, кто их отдает, заранее думает, насколько они необходимы.

На центральной аллее вала их ждал Устин Адамович у груды лопат и ломов. Валентин остановил отряд. Устин Адамович подошел к ребятам, снял военную фуражку, вытер вспотевшую лысину и улыбнулся:

— Вижу, лица у вас кислые. Опять, дескать, за лопаты. Ничего, хлопцы, не поделаешь, это приказ городского штаба. Посмотрите отсюда в сторону Луполова. Мост через Днепр и вся заречная сторона — как на ладони. Обстановка может сложиться так, что придется держать и здесь оборону...

Подошел пожилой капитан из приписников. Обмундирование его было уже не таким новеньким, как на противотанковом рву, небритое лицо осунулось, глаза воспалились от бессонницы.

— А я вас помню, — сказал капитан устало и деловито. — Вы умеете работать. Но здесь будет трудно. Стрелковые ячейки и ходы сообщения придется иногда долбить ломами. Необходимо спилить часть деревьев — закрывают сектора обстрела.

— Да вы что? — не сдержался Сергей. — Как можно рубить деревья лучшего парка в городе?

Капитан равнодушно посмотрел в сторону Сергея, потом отошел и кивнул Устину Адамовичу: — Это по вашей части.

— Рядовой Петрович! — громко сказал Устин Адамович, чтобы слышал весь отряд. — Этот единственный старый городской парк дорог каждому из нас. Но Родина дороже.

— При чем тут Родина? — заметил Сергей, но Устин Адамович побагровел и скомандовал:

— Рядовой Петрович, два шага вперед! Сергей вышел из строя.

— Вот потому, — гневно сказал Устин Адамович, — что мы не можем понять простой истины: борьба за каждый клочок советской земли с врагом — это и есть борьба за Родину, — вот потому мы и терпели пока что неудачи. Мы будем стоять в окопах этого парка до последнего, если потребуется. Понятно?

— Понятно... — сказал Сергей. Он уже пожалел, что вылез со своим замечанием, и правильно отчитал его при всех Устин Адамович. — Можно стать в строй? — спросил он, виновато улыбнувшись.

— Разойдись! — вместо ответа приказал Устин Адамович. — Взять ломы и лопаты и следовать за капитаном.

В сумерках Устин Адамович обходил стрелковые ячейки, выкопанные студентами. Возле Сергея он остановился и закурил.

— Ты видишь вон ту поломанную скамью? — спросил Устин Адамович.

— Вижу, конечно.

— Здесь мне жена призналась, что ждет первенца... — Устин Адамович помолчал, взял в руки горсть земли, растер ее между пальцами. — После ее гибели я часто приходил сюда, на эту скамейку, чтобы снова побыть наедине со своей любимой.

Вечером прибежал связной из штаба — рослый парнишка в черных брюках и светлой рубашке с отложным воротничком, из-под которого четко вырисовывался красный пионерский галстук.

Связной передал Устину Адамовичу небольшой конверт и убежал. Устин Адамович надорвал конверт, прочитал и передал Валентину.

— Кончай работу! — скомандовал Валентин. — Становись!

В институте забрали все оставшееся и в ночной темноте двинулись по Быховской улице в сторону шелковой фабрики. Город, казалось, был наводнен вражескими сигнальщиками. Стоило только загудеть самолетам, как в разных концах вспыхнули ракеты.

Самолеты повесили над городом фонари и сбросили первые бомбы. Вспыхнули пожары.

— Железнодорожные пакгаузы горят, — сказал уверенно Эдик.

— А это на Дубровенке. Правда? — усомнился Сергей.

Они шли с тяжелым чувством, подгоняемые зловещим заревом. Сергею почему-то припомнился ночной учебный поход, который провела года два тому назад военная кафедра института. Шли в противогазах. И без того темная ночь казалась чернее сажи. Некоторые устали и, пользуясь темнотой, снимали противогазы, а Валентин бегал вдоль колонны и кричал: