Николай Струтинский - На берегах Горыни и Случи

Его разбудил треск сухого валежника: каратели прочёсывали лес.

Янковский бросился в сторону, но вражеская пуля сразила его наповал.

Печальная весть о гибели боевого товарища нас потрясла. Это была наша первая непоправимая потеря. Мы не могли отдать последний долг Казимиру Янковскому — проститься с его прахом. Каратели бродили неподалёку от хутора.

Лишь на второй день наша группа вышла из леса и у самого хутора салютовала тремя залпами. Минутой молчания мы почтили память погибшего друга.

Промокшие до нитки, мы с Ростиславом зашли к Янчукам просушить одежду. Больше всех хлопотала Тамара. Она согрела воды, дала чистое бельё, накормила нас, а потом с грустным видом сказала:

— Ну и ну, не сладко вам живётся…

— Живём не горюем, — пошутил я.

— Не горюете!… А надолго ли хватит вашего терпения? Девушка широко раскрыла глаза. В них я увидел невыразимую тоску, сочувствие, тревогу за нашу судьбу.

Я не ответил на вопрос Тамары. Она знала и без того, что мы выдержим любые испытания и не успокоимся, пока родную землю топчет фашистский сапог.

Янчуки собрались на сенокос.

— Пойдёшь с нами, Тамара? — обратился отец к дочери.

— Пойду, — неохотно согласилась она.

Перед уходом мать наставляла младшего сына Сашу:

— Захочешь поиграть — закрой дверь на замок. Если кто спросит о нас, отвечай: «На работе у пана, дома никого нет». Мы возвратимся вечером. Понял?

— Понял, мама, — ответил мальчик.

Саша вышел во двор, заперев дверь на замок. Он игрался в песке у самого колодца, находившегося посередине двора.

Ростислав забрался на чердак.

Оставшись в доме один, я распахнул окно. Усевшись на подоконнике, любовался восходом солнца, наслаждался щебетанием птиц в густой сосновой посадке, начинавшейся возле дома.

Саша копался в песке и с детским любопытством поглядывал на дорогу. «Смышлёный малыш!» — подумал я.

Вдруг на дороге показался мужчина в форме красноармейца. Он шагал, озираясь по сторонам. Я закрыл окно и из другой комнаты продолжал наблюдать сквозь марлевую занавеску. Солдат вошёл во двор. Я хотел броситься ему навстречу, но какой-то инстинкт самосохранения удержал меня. Солдат приблизился к Саше.

— Ты здесь живёшь, мальчик?

— Да.

— Кто дома?

— Нет никого. Я один.

— А где же твои родители?

— Работают у пана.

— Принеси мне кружку воды, пить охота, — попросил солдат.

— Вон в колодце ведро висит, пейте.

— Из ведра неудобно.

— Дверь заперта на замок, — хитрил мальчик.

— Подумаешь, замок! Я могу его открыть без ключа.

— Нет, не надо, мне от мамы попадёт.

Я слышал этот разговор. Заподозрил: полицейский! Значит, он тут не один. Что же предпринять? Стрелять? Нет, горячиться не следует.

Солдат с недовольным видом вытянул из колодца ведро и, отпив несколько глотков воды, удалился.

По приставной лестнице я взобрался на чердак к Ростиславу, разбудил его и рассказал о происшедшем.

— Ну и что? — недоумевал брат.

— Пойми, это же не красноармеец, а подосланный. По всему видно. Уж очень ему хотелось проверить, кто скрывается в доме.

— Как же быть? Надо уходить, пока не поздно, — предложил Ростислав.

— На всякий случай приготовимся к обороне.

Я спустился вниз и, посмотрев в окно, увидел во дворе Зигмунда, плюгавенького шуцмана из Невиркова. Ростислав, Жорж и я в 1940 году работали с ним на строительстве железобетонного моста через реку Горынь возле села Горбакова. Мы тогда жили в общежитии, наши койки стояли рядом. Он ремонтировал пианино, рояли, костёльные органы. Знал немецкий язык. Где обитал и чем занимался этот человек в последнее время и с какой целью появился в этой глуши, я не знал.

Зигмунд напился воды и, ничего не добившись от Саши, исчез.

Я поднялся к Ростиславу. Он был взволнован.

— Коля, я говорил тебе, что нужно уходить, а теперь поздно, мы погибли…

— Что случилось?

— Посмотри в щель…

В сосновой посадке копошились полицейские, среди них был и «красноармеец», который заходил во двор. Каратели окружали дом.

— Хотят взять нас живьём! — сорвалось с уст Ростислава.

— Стрелять без промаха! — скомандовал я. — Если меня ранят — пристрели…

Брат недоумевающе уставился на меня. Его лицо со впалыми щеками побледнело. Я понял: он не оставит меня ни живым, ни мёртвым.

Полицейские проникли во двор, потребовали у Саши ключ от замка. Мальчик плакал, но не признавался, где спрятан ключ.

Сильный удар потряс дом. Каратели выбили дверь и ворвались в комнату.