Витольд Залевский - Раненый в лесу

– Ты что? – спросил Мацек.

– Я не голодранец, – бубнил Бабинич.

– У меня дома пятеро детей, – повторил Априлюс, совершенно не обращая внимания на Бабинича, Мацек взял Бабинича за руку и силой потянул его на траву. – Не мои, жена из деревни привезла от своего брата, когда их обоих взяли в концлагерь. Но самый маленький, лет четырех, зовет меня «папа».

Априлюс принял бутылку от Мацека, буркнул: «Огонь!» Золотое дно фляжки, как семафор, поднялось над головой взводного. Жилистая рука опустилась. В маленьких, налитых кровью глазах Априлюса блеснула влага. Со свистом он втянул в себя воздух, морща сломанный нос.

– И все же, – сказал Обрубок, – если бы это были ваши дети, вы бы из дома не ушли.

Априлюс проглотил кусок свинины, кадык его дернулся.

– Жена сама с ними справится. А если не веришь, что я все равно ушел бы, то меня просто не знаешь, – усмехнулся он, обнажив неровные зубы.

– Что ни говори, свои дети… – настаивал Обрубок.

– А когда я уходил из дома, то моя мать плакала от радости, – неожиданно признался Мацек. Горькая улыбка застыла в болезненных складках возле губ. – Черта с два стану я им писать… Теперь она может не волноваться, отец ничего не узнает. – Мацек опустил голову, замолчал.

Коралл вдруг почувствовал, как этот паренек близок ему. Но и Априлюс, с зорким взглядом отличного стрелка, с жилистым, сильным телом, тоже привлекал его внимание. Это дружеское чувство распространялось и на Обрубка, уставившегося в бутылку, ходящую по кругу, и на надутого Бабинича, вообще на всех, сидящих вокруг. Коралл подумал с облегчением: «Я – один из них». Но тут же вернулось ощущение опасности. Оно было уже совершенно иным, непохожим на прежнее. Опасность была общая, одна для всех, опасность реальная, однако это не угнетало его, а поднимало в собственных глазах. Ни насмешкой, ни фальшью не уменьшить опасности, угрожавшей этим людям. Он – один из них. «В чем, собственно, дело, – подумал Коралл. – У меня все в порядке». Он опять стал размышлять о своем положении. «Никто ни в чем не может обвинить меня. Я готов выполнить задание… у меня все в порядке… – повторял он. – Полный порядок». Страх ожег его, словно от безмятежной картины собственной силы повеяло предчувствием неминуемой гибели. Слишком образцово выглядел он со стороны, слишком примерно, чтобы это могло хорошо кончиться.

– Ты, Черный, идешь на вылазку? – спросил Коралл, принимая и ставя на колено поданную бутылку. Черный лениво кивнул лохматой головой.

– Сколько вам лет, подхорунжий?

Этот первый вопрос поручик Венява задал, не отрывая взгляда от штабной карты, разложенной на столе; карта с краю была прижата пистолетом в черной клеенчатой кобуре.

В пустой избе, запыленной солнцем, с полом, усыпанным щепками, находился только стол с картой, а за ним, около стены, стояла лавка, на которой сидел поручик. Терпкий запах стружек щекотал в носу.

Венява сидел, упираясь расставленными локтями в стол. Летний офицерский мундир с никелированными пуговицами был расстегнут, виднелась широкая грудь в белой майке. В складках мундира около кармана синела орденская ленточка, о которой говорил Ястреб. Вокруг Венявы все дышало жизнью. Взгляд очень светлых глаз устремился на Коралла. У Венявы было такое загорелое смуглое лицо, что глаза казались Почти белыми.

– Вы давно в лесу? – Он кивнул. – Посмотрите на карту.

Три спички лежали с трех сторон вытянутого пятна зелени, соединенного узким перешейком с широкой, бесформенной поверхностью, усеянной колючими зигзагами; посередине пятна чернела обугленная щепка. Коралл не отрывал взгляда от спичек.

– Здесь немцы? – Венява поджал губы. – Это данные разведки?

Пальцами с коротко подстриженными ногтями Венява выгреб из коробки и рассыпал спички сначала по одному, потом по другому краю бесформенного пятна зелени, означавшего бор.

– – И здесь попали бы в мешок, – буркнул Венява, – но уже не в этот капкан, – ткнул он указательным пальцем в уголок между тремя спичками. – Нас тут еще не нащупали. Ночью они нас потеряли. Надо сидеть тихо, пока не удастся проскочить.

– Чего мы ждем? – вырвалось у Коралла. Венява промолчал.

Коралл прислушивался к этой тишине, словно ждал от нее чего-то. Молчание затянулось, но тишина уже не была такой томительной. «Время», – подумал Коралл; он посмотрел в окно – там проносится время, в сухом блеске полдня мчится, приближая решающую минуту. Глядя в окно на раскаленную солнцем землю, он неожиданно почувствовал: время под огненным небом искрой бежит по запальному шнуру.