Александр Былинов - Улицы гнева

— Марта, не плачьте... Кто вас обидел?

— Ничего, Саня... — Марта уже вытерла слезы краешком скатерти и спустила на пол Зойку. — Так, минутное дело... — Она попыталась улыбнуться. Лицо ее было очень красиво.

— Вам нелегко, Марта, — сказал Санька. — А я вас обидел. Помните? Когда Мурза перебежал...

— Ерунда, я уже забыла про то. Сейчас будем чаи пить. Где-то твоя мама, Саня?

Он окончательно раскис после этих слов. Правда Бреуса совсем померкла, и Санька даже с неудовольствием подумал о нем.

— Знаете что, Марта? — решительно сказал он, когда Марта вернулась из кухни, где уже зло шипел примус. — Не верю я, что вы предательница и ненавидите наш народ. Но зачем вы пьете с ними, с этими гадами?

Марта взглянула на него и разрыдалась. Санька ощутил превосходство над этой взрослой и недоступной ему женщиной.

— Говорят, что вы даже живете с немцами. Это правда?

Марта вскинула на Саньку глаза.

— А тебе что за дело, мальчик? — спросила она, как хлестнула по щеке.

— А то, что я вам верю. И не один я. Есть люди, которые... — Он запнулся, увидев, как насторожилась Марта.

— Продолжай.

—... Которые могли бы вам помочь... — Пулей?

— Нет, не нулей. По-другому.

— Что же это за люди?

— Советские.

Зойка с упоением сосала корочку. Клара притащила к столу старую коробку из-под обуви, заменявшую ей игрушечную коляску, и, нарушив сон лежавшей там облезлой рыжей куклы, подстриженной однажды Сережкой, стала кормить ее с ложечки. Сергей — широкоскулый мальчуган с большими, как у матери, глазами — прислушивался к словам взрослых, недоумевая, из-за чего плачет мать и чего от нее хочет этот Санька. На стене гулко стучали ходики. Но, может, то не ходики, а кровь стучит в висках?

— Дурачок, — сказала Марта, дыхнув на Саньку винным перегаром. — Советских у нас нет, всех их разгромили.

Она переменилась. Санька это заметил. Хмель выветрился. Глаза сузились и остекленели.

— Нет, есть советские! — упрямо повторил Санька, уже будучи не в силах остановиться. Он нисколько не боялся Марты. Она не посмеет выдать! — Подпольные...

— Ты сумасшедший, Санька! — В ее голосе прозвучали какие-то странные нотки.

Она звонко поцеловала Зойку, метнулась на кухню, где уже исходил паром чайник, и тотчас вернулась, уже чуть успокоенная.

— Не дай бог тебе, Саня, болтать о таком, — сказала она, разливая чай. — Хорошо, что я ничего этого не слышала и вообще считаю тебя фантазером... Но если ты в самом деле знаешь... если такие люди в самом деле есть, то...

Она не договорила. Чашка в ее руках дрожала. Несколько капель кроваво-красного чая пролились на скатерть.

Степан Бреус, возвращаясь домой с дежурства, подолгу фыркал у рукомойника, а затем виновато проглатывал на кухне все, что ему подсовывала Марина. Иногда Бреусу так хотелось рассказать ей о своих заботах! Вот бы удивилась девчушка! А может быть, и поняла бы его с полуслова.

На этот раз ему пришлось основательно задержаться. Марина не спала и ждала квартиранта.

— Извини, — сказал он ей тихо, стараясь не разбудить спящих. — Только не думай обо мне плохо. Все дежурство проклятое.

Дежурство и впрямь было необычным. Военная линия связи — кабель ВЧ затерялся где-то в степи. По кабелю текли приказы, сводки и распоряжения, и тот ядовитый поток надо было рассечь, как змею, в нескольких местах, лишить врага речи, заставить умолкнуть хотя бы на несколько часов.

Он долго искал в степи и не нашел того кабеля. Неужели обманул Ганс Хеникер, молодой австриец, монтер в тыловой команде, ограниченно годный к военной службе по причине плоскостопия. Бреус снабжал парня сигаретами, иногда приносил буряковый самогон, кое-как изъяснялся с ним. Хеникер не очень сочувствовал немцам. Он ненавидел свою службу, ненавидел своего шефа, лейтенанта Кренцеля, и готов был любой ценой насолить ему.

Кабель ВЧ словно потонул в безбрежной степи. Степану, чтобы не попасться на глаза немцам, пришлось и поползать; он перепачкался, а все зря... Теперь он виновато поглядывал на Марину. Хорошо еще, что немец не проснулся.

— Извини, понимаешь... гоняют нас как зайцев. Приходится вот...

— Я понимаю, — спокойно ответила Марина. — Мама не очень довольна.

— Мама? Почему? Может, еще и Вильгельм недоволен?

— Да, и он. Он совсем не плохой. Да, да.

Степан усмехнулся. Чудачка! Где они, те хорошие немцы? Нет их в природе. Впрочем, этот Вильгельм действительно мало похож на завоевателя, да и на немца не похож. Высокий, угловатый, он приветливо улыбался Степану и даже пытался заговаривать.