Александр Былинов - Улицы гнева

— А как же ему на связь? — спросил Рудой. — Он же не знает ни черта. Ни явки, ни пароля...

— Ты же пришел, — заметил Иванченко. — Рассказывай.

Он слушал Рудого, весь его нелегкий путь в родные места. Желваки на худых и сильных щеках работали, словно он тщательно прожевывал слова гостя. Нет, не с пустыми руками пришел сюда разведчик! Глаза Иванченко потеплели, когда он услышал о ребятах из конюшни стройконторы, о полицае Сидорине. Сообщал полицай, что скоро ожидается облава на леса. Ищут секретаря обкома. Все приказы идут из области. Прибывает вспомогательный отряд СД для чистки арестованных и каратели из СС. Будут прочесывать леса: Павлополь почему-то считается центром...

— Они не ошибаются, — сказал Иванченко, свертывая цигарку. — Им нельзя отказать в этом. Мы уже потеряли одного.

— Может, он?..

— Нет. Он ничего не сказал. У них попросту опытная контрразведка, вот и все. Лучше будет, если нам удастся предупредить их замыслы. А ты молодец, что пришел. Хорошо, что вообще очутился здесь. Значит, разведка наша не дремлет. Есть у тебя жилье про запас?

У Рудого не было запасной квартиры. Не успел он обзавестись и связными, о которых заговорил Иванченко.

— Может, долго не увидимся, продолжай в том же духе, — сказал Иванченко на прощание. — Ты знай всех, тебя пусть знают единицы. При надобности найду. Не задавай лишних вопросов. Насчет полиции ты это хорошо придумал. Надо побольше своих людей в немецкие учреждения посылать. Как можно больше. И в полицию, и на биржу, и в жандармерию, и в управу. Чтобы в курсе дела быть. Если сможешь, приведи своих к присяге...

— Есть присяга, — вырвалось у Рудого, — клятвой назвал, вот послушайте...

Окрыленный, шел Рудой пустынной улицей. Снег весело поскрипывал под подошвами. Значит, не оплошал. Клятву сочинил, насчет полиции распорядился. И смело пошел на связь. Он догадывался, что сапожник не все ему рассказал. Но тем радостней было на душе. Есть кое-что — листовки, явки, связные. А может, и оружие. Если и переоценил Рудой силу павлопольского подполья на тот час, то это, в общем, не беда. Важно, что он теперь не одинок.

Так, бодрясь и даже насвистывая, Рудой дошел до подворья стройконторы, намереваясь, не откладывая, повидать Ларкина: вслед за Сидориным тому идти в полицию.

С лавки поднялись двое.

— Рудой? — спросил один из них вошедшего.

— Так точно, он, — услужливо отозвался из темного угла завхоз, часто навещавший конюхов. — Господин конюх. Заслуженный деятель, так сказать. Допрыгался, значит, господин конюх?

— В чем дело? — спросил Рудой.

— Арестован ты, вот в чем, — грубо ответил один из полицаев. — По распоряжению самого начальника полиции. Шагом марш!

В кабинете начальника полиции он увидел Лахно. Рудой, вероятно, был последней ставкой этого человека, так как тот потянулся к вошедшему и подобие улыбки отразилось на синеватом, в кровавых подтеках лице.

— Знаешь его? — спросил начальник полиции, безгубый, с острым взглядом и офицерской выправкой.

— Нет, — Рудой покачал головой.

— Как же нет? — вскричал Лахно и вскочил с табуретки, потрясая кулаками. — Ведь только недавно признал меня. На базаре встретились. Врет он, товарищ начальник!

Начальник полиции распружинился и ударил Лахно в лицо:

— Я те дам, сволочь, товарища. Товарищи твои висят и гниют.

— Я извиняюсь, господин начальник, — пробормотал Лахно, размазывая по лицу кровь. — Привычка, знаете...

— Он утверждает, что, будучи начальником продовольствия, являлся беспартийным. Возможна ли такая штука в том царстве партийного билета? Говори.

— Не могу знать, пан комиссар, — ответил Рудой. — Как я есть человек далекий от политики, то и не знаю, как там было! — Он сделал ударение на последнем слоге. И то ли это неправильное ударение, то ли вообще простоватый вид конюха, а может быть, и то, что конюх не стал защищать этого явного коммуниста Лахно, настраивало начальника в пользу Рудого.

— Господин начальник, не верьте ему. Он сам был комсомольцем, это точно. И меня знает хорошо. Не хочет признаваться, господин начальник. Я докажу это. А я был беспартийный, это точно, можете у кого угодно спросить, меня здесь в городе знают.

Слезы, перемешиваясь с кровью, текли по синеватым щекам Лахно.

— Я не знаю его, пан комиссар, — сказал Рудой, — поскольку в местном полку не служил и за то, что примерещилось данному человеку, не отвечаю. Только, по моему понятию, если дозволите, так разве такому в партии быть? Хоть в какой партии, считайте, ему, наверно, не место. Слизняк, и только. Так, путается между ногами у настоящих людей.