Александр Былинов - Улицы гнева

Впрочем, теперь его забота — Марта Трауш. Он давно не верит ей. Если бы только удалось нащупать ее змеиный след.

На рассвете солдаты окружили маслозавод.

Риц торопливо печатал:

«Касается... Отношение...»

Теперь-то донесение не будет ординарным. Риц не был чужд романтики. Разве не романтичен весь этот восточный поход?

Машинка трещала споро. Не так ли трещат сейчас пулеметы и автоматы на маслозаводе?

Не закончив донесения — Рицу не сиделось — и наскоро позавтракав, он вместе с Ромуальдом поехал к месту происшествия.

Отдаленная перестрелка остановила их у рощицы на окраине города. Они вышли из машины и потоптались на улочке, откуда просматривалась дорога на маслозавод и виднелись его очертания. Риц посмотрел в бинокль.

— Что скажешь, Ромуальд? — спросил он, передавая бинокль переводчику.

— Скажу, что это не Железка, господин майстер. Тех взяли без единого выстрела. — Ромуальд продолжал рассматривать в бинокль панораму завода и вспышки выстрелов.

— Ну и что же?

— А то, что не нравится мне вся эта возня, майстер. Вас, вероятно, дома ждут родители?

Он уже опустил бинокль и откровенно рассматривал встревоженное лицо своего патрона.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я побаиваюсь, майстер. Очень здесь неспокойно.

— Трус! Это, пожалуй, все.

— Яволь, майстер.

— Впрочем, какой ты немец? Я позабыл, что судьба рейха — это еще не твоя судьба. А ну-ка посмотри мне в глаза. Та тоже клялась в верности.

Риц выхватил бинокль из рук переводчика, и снова в перекрестье линз возникла панорама боя. Солдаты поднимались в атаку. В окнах здания сверкали вспышки. На талом снегу чернели трупы. Рица передернуло. Проклятая баба под носом у властей вооружила отряд красных. Позор!

Из-за угла выкатили орудие. Пронесся бронетранспортер. Перестрелка усилилась. Кажется, стреляют и в городе? Неужто придется уйти, так и не повесив предательницу?

Внезапно из калитки выбежал мальчуган в больших башмаках и кепочке, но, увидев военных, в испуге подался обратно. Риц, выхватив парабеллум, выстрелил ему вдогонку. Ромуальд усмехнулся.

— Ты что-то хотел сказать? — спросил Риц.

— Да, майстер. Я вспомнил, что у фрау трое вот таких. Вы знали об этом?

Риц посмотрел на переводчика и присвистнул:

— Поехали, что ли...

Они сели в зеленую машину Рица и поехали в гестапо. Ботте был, как всегда, подтянут и чисто выбрит. Его как будто и не касалось то, что происходило на маслозаводе.

— Чепуха, — ответил он на замечание Рица. — Прыщик.

— Нарыв, — поправил его начальник жандармерии. — Его вскрывают, чтобы избегнуть заражения.

— И профилактика, между прочим, не помогла, — Ботте улыбнулся. — Марта, если помните, подписала документ и с тем самым документом сходила кое-куда... Вот это бабенка, ничего не скажешь!..

Риц помолчал, с любопытством разглядывая Ботте.

— Вы жили с ней? — неожиданно спросил он. Ботте усмехнулся: — Это не просто.

— Меня удивляют, если хотите знать, ваши восторги. Не иначе как эта тварь доставила вам удовольствие. На окраине города гибнут немецкие солдаты из-за нашей с вами глупости... Вот что! — Риц не скрывал гнева. — Она была в наших руках... и мы не смогли...

Ботте выпрямился, отчего показался Рицу выше, чем обычно.

— На войне всегда кто-то кого-то подставляет. Вы не заметили, Риц? Категория «глупость», «тупость» и... как вы еще сказали там... все они на войне уступают место необходимости, сформулированной в приказе. Мы с вами тоже можем погибнуть совершенно просто, и ни я, ни вы не попытаемся обвинить в этом нашего фюрера... который тоже подставил... э... э... вот и меня, и вас... и всю нацию...

— Менее всего я полагал услышать подобные слова от вас, господин Ботте. Что это значит?

Риц чувствовал себя единственным представителем фюрера. Уж не заболел ли он манией круговой измены? Подозрительность и страх уже давно гостят в его кабинете, где окна с некоторых пор снова стали маскировать: советские самолеты.

Ботте не сдержал хохота. Плюгавчик Риц изволил усомниться в нем, поставленном фюрером над такими олухами, как Риц, для охраны государства и партии, черт возьми.

Рица смутила самоуверенность Бочте. У них были не плохие отношения, они делали одно дело. Ботте был старше, опытнее.

— Нечего смеяться, господин Ботте, — наконец проговорил Риц. — Я только что оттуда и сам видел... видел, как гибнут наши. Это невесело, право... И я чувствую вину... потому что мы с вами...

— Вы что-то хотели мне сказать, господин Риц? Вы, не сомневаюсь, приехали с важным делом. Я не ошибся?