В кишлаке уже находилось подразделение афганской армии. Его командир в лихо заломленной фуражке представился старшему группы командиру роты Потиенко. Потом улыбнулся, глядя на Баева и его собаку, подошел к сержанту и крепко пожал ему руку. И другие афганцы с надеждой смотрели на него. Станислав каждой своей клеткой почувствовал, какая огромная ответственность падает на него и его Зорро.
А он, Зорро, особого беспокойства не проявлял. Умудренно посматривал на толпу, даже чуть равнодушно, и все время бросал взгляд на хозяина: «Не пора ли за работу?»
Утреннюю прохладу давно растопило жаркое солнце. Уже сейчас хотелось пить. Станислав из фляжки налил в согнутую ладонь воды — Зорро вылакал ее шершавым языком. Налил еще — Зорро снова вылакал. Так повторилось несколько раз.
— Пей сам теперь, Стась, — улыбнулся Круцкий, откручивая крышку фляги. — Чую, что придется нам сегодня попотеть. Пей, пей, Стась.
Отпив несколько глотков, сержант заметил:
— Хороша водичка! Вкуснее вроде бы ничего не пил. Баев и Круцкий дополнили свои фляги водой из термоса и стали ждать. Подошел командир роты.
— Ну что, товарищ сержант, — обратился он к Баеву, — будем брать след?
— Так точно! Будем!
Тут же приступили к делу. Зорро начал прорабатывать место, откуда бандиты пытались напасть на кишлак. Он пока слабо натягивал поводок. Станислав его не торопил. Силы надо беречь, собака все сама понимает. Не понуждал и тогда, когда Зорро, взяв след, пошел в горы. Станислав следовал за ним и осязал всем телом, как проступает, противно щекоча, пот. Уже не капали, а струйки сочились по лицу, под майкой.
Миновали перевал через хребет, что полукольцом охватывал долину Орлов, и углубились в лунный ландшафт — сплошные камни, ни единого деревца, даже трава не росла. Тропа огибала валуны, отвесные скалы, цеплялась за выступы и снова бежала по плоскогорью. Позади, тяжело дыша, спешили афганские и советские солдаты. Они то отставали, то приближались вплотную. Командир афганских сарбазов давно снял с себя лихо заломленную фуражку и охрипшим, простуженным голосом поторапливал подчиненных.
Потиенко своих не понукал: хорошо подготовленные физически, они не растягивались, шли дружно, ни на секунду не теряя из виду друг друга, готовые к бою. Сколько уже бежал Зорро, никто не знал. Всем казалось, что преследование длится бесконечно, хотя до полудня было еще далеко. Солнце палило неимоверно. Люди находились — создавалось такое впечатление — не на земле, а в жарко натопленном тандуре (печке).
Вокруг — ни души. Только преследователи и их «подопечные», наверняка, засевшие где-то в пещере. Где? Сколько еще предстоит идти? И главное — откуда ударят? След не кружил и не петлял. Зорро с тропы никуда не сворачивал: бандиты, видимо, не предполагали, что искать их будет собака. А может, они совсем исключили погоню?
Да, не хватает пока в молодой революционной армии сил, чтобы покончить со всеми бандитами. Что ж, если душманы не думают о погоне, тем лучше. Зорро иногда останавливался, вынюхивая след, и вновь устремлялся вперед. Как ему приходилось туго, понимал, пожалуй, один лишь Станислав. Все остальные, измочаленные, вымотанные, думали только о том, как бы скорее завершить всю эту гонку да лицом к лицу столкнуться с «духами».
Вот уже устал и Зорро. Он оседал на задние лапы, брюхо его иногда доставало до земли, уши обвисли. Станиславу жаль было собаку, но команды на отдых он не давал. А именно он, Баев, сейчас обладал такой властью.
Привал все же сделать пришлось. Афганские товарищи растянулись. Для многих из них, вчерашних дехкан, изнуренных постоянным недоеданием и непосильным трудом, дорога была слишком трудна. И в случае нападения душманов среди них могли быть значительные потери.
Как и всегда, первым пил Зорро, жадно лакая воду. Во фляге едва оставался глоток, когда он отвернул голову вправо: значит, утолил жажду. Свой глоток выпил и сержант. Тотчас в его мыслях возникла звонко-струйная речка, что бежит, рассекая пополам деревню, где жили дедушка и бабушка. Какая холодная и прозрачная вода в ней! Станислав представил, как с разбегу влетает в реку, ощущая тугую прохладу... Сладостные воспоминания. А здесь кругом за сотни верст речки нет, так что с разбегу в изумрудное течение не влетишь.
Там, где остановились, выцветшая трава, а вернее — кое-где торчащие тоненькие безжизненные травинки не шевелились — казалось, они вбиты в землю. Не было ветерка. Это хорошо, подумал Баев. Ветер сейчас нес бы не свежесть, а духоту.
Читать дальше