Юрий Гончаров - Теперь-безымянные

Потом Эггер приказал отвезти себя к городской тюрьме и очень обрадовался, увидев неподалеку от нее монумент, изображающий человека в шинели. Он сфотографировал монумент и тюрьму, совместив их в одном кадре так, чтобы это выглядело неким символом отношений между советским правительством и народом. Половина тюремного здания была разрушена, от груды кирпичей с торчащими в разные стороны балками тянуло трупным смрадом, как, впрочем, и от многих других обрушенных зданий. Эггер записал в блокнот, что НКВД бесчеловечно взорвало тюрьму вместе со всеми находившимися в ней людьми, чтобы только не оставлять недовольных советским режимом арестантов немецким частям. Обвал обнажил внутренние стены нескольких камер; взобравшись на кирпичи, Эггер поискал, нет ли на стенах каких-либо надписей, которые обличали бы большевистский режим и которые можно было бы подать в печати как неоспоримые фотодокументы. Но тюрьма, как видно, использовалась исключительно под уголовников: на стенах были выцарапаны только бранные слова и изображения половых органов.

На одной из улиц Эггеру встретились городские жители — из того числа, что не покинули город с отступающими советскими войсками, остались в своих жилищах и теперь по приказу немецкого командования выселялись на запад, чтобы, как было сказано в расклеенных объявлениях, не мешать действиям немецких боевых частей и не нести напрасных жертв. Женщины, подростки, дети, несколько мужчин пожилого возраста тащили на себе узлы, катили тачки с имуществом. Немецкие солдаты, сопровождавшие шествие, громкими голосами подгоняли толпу. Люди трусили с покорной торопливостью, налегая на оглобли тачек. Но дорогу преграждали завалы, шествие подвигалось медленнее, чем хотелось солдатам, и они, покрикивая, хватались за оглобли тележек и волокли их вперед, заставляя впряженных людей убыстрять шаг.

Остановив мотоцикл, Эггер, не выходя из него, поймал своим фотоаппаратом, позволявшим снимать с дальнего расстояния, одну из таких сцен — обвешанного оружием солдата, волокущего тачку с хрупкой, седоволосой, растрепанной женщиной в оглоблях, — вновь испытав при этом чувство профессионального удовлетворения. Советская пропаганда не устает кричать на весь мир о варварстве немецких солдат. Прекрасный снимок для немецких газет: вот он, один из этих солдат! Добрый и человечный рыцарь, он в своем природном великодушии готовно помогает мирным жителям чужой страны, затронутым военными бедствиями…

Сопровождавший Эггера офицер рассказал, что в городе есть церковь, превращенная советской властью в место осмеяния религии. Эггер пожелал ее осмотреть. Ущемление большевиками религиозных чувств своего народа составляло постоянную тему официальной немецкой печати.

Действительно, церкви было придано прямо обратное назначение: в ней были выставлены картины, опровергающие религиозные предрассудки и верования. Они изображали движение солнца и планет, животных доисторических эпох, косматых обезьян, от которых, по Дарвину, произошел современный человек. Эггер был сведущ в устройстве православных храмов — портреты Маркса, Коперника, Галилея и других разрушителей религиозных учений висели на тех местах, где прежде находились иконы и лики святых. Эггер щелкал затвором фотокамеры, досадуя, что под сводами церкви недостаточно светло и такие ценные снимки могут не получиться.

Теперь надо было увидеть то, что было серьезной потерей для большевиков и крупным стратегическим выигрышем для немецкой стороны — военные заводы. Их осмотр и фотографирование заняли основное время дня. Неторопливо, стараясь ничего не пропустить и все запомнить, ходил Эггер по цехам, остановленным в разгар своих рабочих процессов. Из-за стремительности немецкого наступления большевики почти не успели вывезти оборудование и лишь немногое взорвали или повредили.

Острыми, наблюдательными глазами вглядывался Эггер сквозь стекла очков в металл, застывший в погасших печах, в подъемные краны, продолжавшие держать не донесенные до места назначения грузы, в конвейерные ленты со скелетами рождавшихся на них приборов, аппаратов, машин и замерших в расстоянии нескольких минут, а то и секунд от момента своего окончательного рождения. На заводе, который в записях Эггера значился как производящий железнодорожные вагоны, цеха были тесно заставлены поврежденными танками. По всему было видно, что их спешно чинили до самой последней минуты.