Владимир Черносвитов - «Мелкое» дело

Одевшись, Петров стал позади, близ майора. Тот продолжал осмотр, шутя с солдатами, расспрашивая их о делах, о родине, о семьях. Часто раздавался смех.

На обратном пути хирург говорил Сидоренко о результате:

– Шрам от ранения имеется и точно на том месте, которое указано в справке и подтверждении госпиталя. Но, может быть, вы и правы (тут Сидоренко живо обернулся к майору). Дело в том, что, по-моему, этот шрам является результатом очень поверхностного касательного ранения, а отнюдь не проникающего, тем более – с повреждением кости…

Сидоренко стиснул руку майора:

– В самом деле?

– Больше того, – продолжал майор, – шрам, по некоторым признакам, является вполне вероятным следствием оперативного, то есть искусственного, преднамеренного удаления узкой полоски кожного покрова.

Сидоренко откинулся на подушку машины.

– Кажется, я оказался прав.

– Подождите, батенька! Кость надо ещё проверить рентгеноснимком.

– Но справку о том, что вы сейчас сказали, можете дать? Официальную!

– Конечно, только с оговоркой о необходимости детальной экспертизы.

– Мне этого достаточно. Спасибо, Иван Сергеевич. А насчёт улицы? Спросили?

– Да. Сначала замешкался, потом назвал: Богомольная.

Сидоренко расстегнул карман и вынул сложенную бумажку. Развернув её, он молча показал доктору: там стояло совсем другое название улицы…

Дождь лил с самого вечера. Подгоняемые сердитым ветром, по небу неслись тяжелые тучи и, сменяя одна другую, обрушивали на землю нескончаемые потоки воды. Казалось, само небо прорвано орудийным громом, потрясающим материк от моря до моря.

Полковник Серебряков не спал. Он то брался за работу, то начинал читать, но, пробежав глазами страницу-другую, отбрасывал книгу и ходил по комнате – усталый, немолодой. Время от времени останавливался, прислушивался к непогоде и, покачав головой, снова шагал. За окном прочавкали по грязи чьи-то сапоги. Полковник насторожился. Сквозь шум дождя донёсся возглас разводящего.

«Смена караула», – подумал Серебряков.

И в то же время неожиданно раздался стук в дверь: на пороге появился вымокший до нитки Сидоренко в плащ-палатке и с автоматом.

– Ну как, благополучно? Не сопротивлялся? – оживился полковник.

– В первый момент обалдел от неожиданности. А потом уже поздно было. Ну и тип! Прикинулся великомучеником и жертвой произвола. Даже митинговать пытался, так сказать, взывал к сочувствию масс. А дождичек!.. – потирай руки, выдал своё возбуждение Сидоренко.

– Да уж… Пробрало? Может, водки глоток желаете, капитан? Нет? Ну, тогда чаю горячего – вон там, в термосе. Пейте.

Подождав, пока Сидоренко нальёт себе чаю, полковник продолжал.

– Ну, вот вам и «мелкое» дело. (Сидоренко поперхнулся и покраснел.) А меня, только вы уехали, командующий вызывал – интересовался. Рассказал я ему всё с начала до конца – надо было видеть его негодование! А вас…

Шаги у дверей прервали Серебрякова. Чётко взбросив руку к козырьку, промокший адъютант известил:

– Товарищ полковник, вас с капитаном Сидоренко командующий просит к себе.

…Большой аккумуляторный фонарь ярко освещал комнату. Напротив командующего у стола сидел молодой, начинающий полнеть офицер сдвумя голубыми просветами на погонах.

– Войдите, – отозвался генерал на стук в дверь.

Предложив офицерам представиться друг другу, генерал пригласил всех сесть и, посмеиваясь, объявил своим:

– Вот товарищ майор тоже интересуется Петровым – настолько, что даже приехал сюда издалека. Ну-ка, товарищ капитан, расскажите майору об этом мерзавце. Вы о нём, по-моему, больше всех знаете.

Сидоренко встал и, не торопясь, ясно и сжато доложил всё, что касалось Петрова.

– …Таким образом установлено, что он никогда не был тем человеком, за которого себя выдавал, и взят под стражу для дальнейшего следствия, – закончил Сидоренко.

– Ну, как работают следователи в нашем «хозяйстве»? – с нескрываемой гордостью спросил командующий майора и, не дожидаясь ответа, уже серьёзно продолжал, обращаясь к Серебрякову: – Товарищ полковник, что дальше делать с тем негодяем, вы, конечно, уж завтра решите с майором. А сейчас, – он взглянул на часы, – не буду задерживать и прошу позаботиться о госте.

«…И целый месяц не мог ни говорить, ни двигаться. Даже руки и ноги, как плети, были. И вот первое, что я делаю, – пишу вам. Третий день пишу, трудно ещё. Ох, и мучился же я! – голова стала ясная, а никак не могу, чтобы меня поняли. А пистолет тот у меня изъяли в ОПГ 1777 «ж». Там он и остался.