– Да ни, пан офицер, це Грицко наш був – що ось тут на цитадели мешкае, живет, по-российски сказать… Вин оба ока мае, да тильки…
– Нет, Грицка я не знаю, – вздохнул с сожалением Захаров, прерывая болтливого дворника. – Ну, до свидания, дедусь!
– До побаченя. Дякую, пан офицер! – поблагодарил тот за хорошую папиросу и долго ещё смотрел вслед Захарову: «Якась проста та добра людына – червоноармейский офицер. Чудово!..»
Разыскать на Цитадельной площади незадачливого Грицка было делом несложным. Как и подозревал Захаров, Остап Пивень все свои вещи увёз не на вокзал, а в другой район города.
Извозчик оказался не то блаженным, не то на редкость ограниченным человеком. С искренним возмущением Грицко рассказал, что, сбежав якобы от своей ведьмы-жены к молодухе, Пивень договорился с ним, с Грицко, о том, чтобы Грицко никому не называл новый адрес Пивня, за что получит пять тысяч. Грицко согласился и действительно получил даже не пять, а шесть тысяч… марок, которые через три дня превратились в ничто. Теперь же, поняв, что его надули, Грицко считает себя свободным от договора и просит офицера: нельзя ли потребовать от Пивня настоящих денег, так как тот, конечно, знал о предстоящем бегстве оккупантов и должен был заплатить Грицко рублями.
Изумлённый такой откровенностью, Захаров в первый момент хотел было сразу же арестовать незадачливого пособника врага, но, быстро сообразив, что Грицку никакого резона не было так откровенничать с первым встречным офицером, решил воздержаться.
«Но ведь ему ничего не стоит тут же побежать и к Пивню, чтобы похвастаться своей сообразительностью. Только этого сейчас мне недоставало!» – вдруг подумал Захаров, убедившись, наконец, в том, что Грицко – человек с больной психикой.
Обеспечив надзор за извозчиком, Захаров отправился дальше.
Новая резиденция Пивня оказалась неплохим особняком с мансардой и садом в переулке Листопада. Разыскав, Захаров, однако, не стал заходить в дом, а прошёл дальше: обстоятельства показывали, что Пивень – такой тип, с которым нужно ухо держать востро.
Следователь выяснил в книге заведующего домовым хозяйством квартала, что действительно в известный следователю день в данный особняк въехал новый жилец, назвавший себя Миколой Довганюк. И никакой – ни старой, ни молодой жены – с ним не было…
На мощёные серые улицы Галичина легли сумерки, когда Пивень-Довганюк вышел из своего особняка. В прохладу июльского вечера бесчисленные галичинские сады и цветники источали аромат, накалённые за день солнцем камни – зной. Остап-Микола был без пиджака. Его мускулистый торс с покатыми плечами прикрывала вышитая украинская рубашка с тесёмочками на вороте.
Выйдя на Политехнический проспект, Пивень начал останавливать проезжающие мимо машины. Захаров всполошился: этого он не предвидел и сам был без автомобиля. «А вдруг сядет в машину и тю-тю – поминай как звали!» Допустить это было невозможно. А тут, как на зло, идущего позади Соболя остановил комендантский патруль! Но медлить нельзя. К счастью, первая машина не остановилась, но вторая… Следователь решительно подошёл сзади к Пивню:
– Остап…
Пивень машинально оглянулся на этот тихий, вкрадчивый голос за своей спиной и, увидев офицера, чуть отпрянул. Захаров усмехнулся:
– Зачем же оборачиваетесь? Ведь вы же не Остап, а Микола. Не так ли?..
Тёмные глаза офицера блеснули из-под козырька фуражки.
– Заложите руки за спину и – шагом марш вперёд. Я буду говорить, куда сворачивать, – тихо, но властно приказал следователь.
Пивень уколол офицера взглядом и молча подчинился. Идя позади, на расстоянии двух шагов от задержанного, Захаров не спускал с него глаз. Готовый ко всяким неожиданностям, офицер старался уладать: вооружён в данную минуту бандит или нет? Захарову не хотелось привлекать внимание посторонних обыском Пивня при задержании, да одному, без Соболя, было и небезопасно это предприятие.
Миновав Политехнический институт, следователь и конвоируемый свернули в пустынную улочку – идти по людным местам Захарову, естественно, не хотелось.
В конце квартала Пивень резко обернулся и, выхватив пистолет, направил его на офицера. В глазах бандита сверкнули ненависть и злорадство. Но не успел он нажать на спуск, как почувствовал одновременно удар, рывок и острую боль сломанного спусковой скобой пальца – пистолет переместился в руку офицера и торчал из неё рукояткой вперёд.
Читать дальше