Владимир Черносвитов - В мирные дни

– Бегом к коменданту! Пусть немедленно передаст по всем направлениям дороги эту телеграмму.

Сделав это распоряжение, следователь повернулся к своему коллеге.

– Что с моряками, товарищ Зотов?

– Рыбаков вовсе нет, а моряков немного. Балтиец один: капитан первого ранга в отставке, работает лектором обкома. Остальные – черноморцы и тихоокеанцы.

– Так. Ну, а что скажете об этом?

– Покойный, вероятно, убит… Иначе кто же стал бы так уродовать его внешность.

– Хорошо. Дальше.

– Преступление совершено здесь, сегодня ночью, от часу до трёх; около часу прекратился снегопад, а в три уже всё замёрзло, – раньше часа следы бы занесло, а позже трёх они не были бы так вдавлены. Убийца и грабитель был женщиной, высокого роста, сильной. Это видно из того, что следы – женские, размер обуви – 38, шаг довольно крупный…

– Подождите. Ну, насчёт ограбления – допустим. А почему вы считаете, что она – сильная?

– А вот я и хотел сказать: слабой женщине убить молодого мужчину нелегко.

– А почему вы думаете, что она – убийца? Ведь из этого вы делаете вывод и о её силе, то есть намечаете внешность.

– Да других-то следов нет, товарищ майор.

– Ну ладно. А как, по-вашему, это преступление связано со вчерашними или нет?

– Думаю, что нет: там один преступник, тут другой; там одна цель, тут совсем другая.

– Какая же?

– Ну, тут типичное убийство с целью ограбления – вон и лицо даже изуродовала, мерзавка.

– Типичное? Ну, ладно, скажите: кто был убитый?

– Военный, наверное, офицер: для рядового возраст неподходящий – этому лет 37–39, а сверхсрочников у нас уж не так много. А что военный – так шрам на боку от сквозного пулевого ранения…

– Фронтовик, фронтовик, а не военный, товарищ Зотов! Шрам отставить: фронтовиков у нас – восемь из каждых десяти мужчин.

– Да-а, это я упустил. Тогда не знаю, кто.

– А часто ли встречаются, трварищ Зотов, у нас в СССР грабители-убийцы вообще и в частности женщины? – прищурил один глаз Сидоренко.

Молодой следователь, как бы очнувшись, уставился на майора.

– Так вот: кто был убитый, я тоже не знаю, а это очень важно знать. Но убит он был не там, а около самого выхода – вот на этой самой скамейке, где мы сейчас сидим с вами и гадаем. А туда труп был перенесён – вы должны были заметить, что следы, идущие от дорожки, глубже, чем те, которые идут обратно: убийца туда шёл с ношей. Время вы определили точно… Ну, что? – вскочил Сидоренко навстречу врачу. Тот выразительно показал себе на затылок.

– Ох, и рискованное дело, – поёжился следователь, – потеряем время – всё потеряем. Но рисковать надо! Товарищ Зотов! Поезжайте в исследовательский институт. Только отличайте, пожалуйста, фронтовиков от офицеров! – не то шутя, не то серьёзно добавил майор.

В пятом часу дня многие пассажиры и служащие вокзала с удивлением смотрели на аккуратного, даже элегантного майора. Он сидел на маленьком чемоданчике позади общественной уборной, что стояла на отлёте от вокзала, и внимательно наблюдал за действиями ассенизатора, очищавшего выгребную яму. Элегантный майор был так поглощён созерцанием этой нехитрой работы, что не замечал ни удивлённых взглядов, ни даже шутливых возгласов прохожих. Однако те, наверное, удивились бы ещё больше, если б увидели, с какой радостью майор бросился к черпаку, когда на его крае повисла какая-то тряпка. Спустя двадцать минут Сидоренко разглядывал мокрую, но уже чистую пару белья, и глаза его светились самой неподдельной радостью.

– Товарищ майор, – обратился он к коменданту, – передайте в этом направлении ещё шифровку… Спасибо. Ну, а теперь поедемте восвояси, – предложил Сидоренко врачу. – Небось, поспать хочется.

В это же время высокая красивая женщина стояла в купе вагона и равнодушно следила, как в раме окна быстро подымаются вверх телеграфные провода и после мелькнувшего столба снова опускаются, чтобы тут же опять взвиться. Она была далека от мысли о том, что, может быть, по этим проводам, обгоняя или уже обогнав поезд, промчалась телеграмма, которая грубо нарушит все её планы. А так оно и получилось: на ближайшей остановке в купе вошёл офицер комендатуры и вежливо попросил её пройти с ним – в вагон она уже не вернулась, а на следующей станции молчаливый старшина снял с поезда её вещи.

Вечером, в семь часов шестнадцать минут, женщина уже сидела перед столом следователя и, судорожно вдыхая воздух, не могла остановить рыдания.

– Выпейте воды, – советовал ей Сидоренко, – успокойтесь… Я всей душой разделяю ваше горе и понимаю, как вам тяжело будет сейчас войти в свою квартиру. Но это очень нужно, это просто необходимо. Постарайтесь на минуту вникнуть в мои слова, и вы поймёте сами: мне нельзя терять ни минуты, а я не знаю, что именно пропало и пропало ли вообще. Только вы знаете, что, где и как лежало в кабинете Златогорского. Ну, возьмите себя в руки, хоть на полчаса, соберитесь с силами, если не хотите, чтобы наши враги завтра злорадно листали документы, где каждая буква написана кровью вашего мужа…