Геннадий Семенихин - Послесловие к подвигу

– Это «мессершмитты». Шоссе штурмуют! – громко сказал Нырко. – Аркадий Петрович, уберите к чертям, пожалуйста, занавеску, в окно хочется заглянуть.

Птицын послушно проковылял к подоконнику и отдернул занавеску, а майор, с трудом приподнявшись на вытянутых руках, сумел увидеть дальний лес и дымные взрывы над шоссе. Неожиданно в вой немецких моторов ворвался совсем иной звук.

– Это наш «ишачок»! – воскликнул Нырко. – Где же он?

В голубом квадрате неба, доступном обзору, майор увидел, как зеленый короткокрылый истребитель, войдя в крутое пике, яростно настигал уходящий от него белый двухкилевой «Мессершмитт-110». И вдруг, почти над самыми верхушками сосен, «ишачок» врезался в дюралевый фюзеляж фашистского самолета. Обе машины тотчас же взорвались, и, как второе солнце, полыхнул над осенней землей клубок огня.

– Вечная ему память, этому парню, – глухо сказал майор и опустился.

– Да-а, коротка жизнь, – испуганно пробормотал Птицын, – и как, наверное, не хотел смерти этот парнишка.

– А кто же ее хочет, Аркадий Петрович, – невесело отозвался Нырко, подумав про себя: «Бедный интендант, уже и места себе от страха не находишь!»

К обеду поток автомашин, двигавшихся на восток, стал редеть, а вскоре и совсем прекратился. Его сменили колонны отступающих частей. Угрюмо, без песен и шуток шли красноармейцы и командиры. Лица их были серыми от горя и усталости, шаг тяжел и неровен. Заплечные вещевые мешки с нехитрым солдатским имуществом делали их горбатыми. На сапогах, к которым давно уже не прикасалась щетка с мазью, тяжелым слоем лежала горькая пыль отступления. У некоторых полы серых шинелей были с подпалинами от дыма: видать, совсем рядом вместе с разорвавшейся миной или снарядом прошла мимо такого бойца смерть. В безветренную погоду далеко от шоссе разносился их глухой шаг. Интендант Птицын отошел от окна и сел на кровать.

– Точка, Федор Васильевич. Это уходят последние, – его слова подтвердил странный лопающийся звук, такой незнакомый майору Нырко. Казалось, что кто-то дует в горлышко огромной бутылки.

– Что это такое, сосед? – обеспокоенно спросил Нырко. Несколько взрывов один за другим потрясли воздух, столбы огня и дыма встали посередь леса по обеим сторонам от шоссе. Птицын сдавил широкими ладонями виски.

– Совсем плохо, Федор Васильевич. Это уже их артиллерия по нашим тылам лупит.

– Странно, – не зная, что сказать, промолвил Нырко. – С первого дня на войне, а под артиллерийским обстрелом впервые.

Они умолкли, скованные безотчетным ожиданием. Артиллерийский обстрел прекратился так же неожиданно, как и возник. Но со стороны фронта стал докатываться беспорядочный дробный звук, становясь все отчетливее и громче.

– Конечно! – прошептал интендант бледными губами. – Это уже пулеметно-ружейная перестрелка.

Федор снова приподнялся и заглянул в окно. По шоссе пробежали десятка два наших солдат, беспорядочно отстреливаясь, и рассыпались по лесу. В тут же минуту из-за поворота показался пестро расписанный приземистый танк, и, холодея, Нырко увидел на его башне, развернувшейся в сторону госпиталя, жирно намалеванный фашистский крест. Танк сбавил скорость. Длинный черный ствол пушки медленно поднялся над башней, выпустив вспышку огня. Снаряд со свистом пронесся над крышей госпиталя, и взрыв его далеко раскатился по лесу. За первым танком появился второй, потом низенький бронетранспортер в окружении нескольких мотоциклетных колясок, и в самом конце этой небольшой колонны – черный легковой автомобиль. Два танка остановились и, словно сговорившись, дружно повернули с шоссе в сторону проходной будочки госпиталя. Из окна было видно, как, слегка покачиваясь и оставляя за собой густое вонючее облако, мелькая в просветах между рыжими стволами корабельных сосен, мчались они к желтой и, видимо, опустевшей будочке. Первый танк с разбегу врезался в полосатый шлагбаум, преграждавший путь на территорию госпиталя, и разнес его на мелкие щепки. Метрах в тридцати от парадного входа в госпиталь по обе стороны от давно уже пересохшего, засыпанного сухими опавшими листьями фонтана, фашистские танки остановились и задрали вверх жерла пушек с таким видом, будто хотели разнести и желтое двухэтажное здание. Следовавшие за ними мотоциклы, разбившись на две группы, обогнули фонтан и выстроились перед входом.

Пестрый вездеход подъехал к самому парадному, и только легковая машина осталась стоять чуть поодаль под прикрытием танков. Из мотоциклетных колясок и бронетранспортера с автоматами наперевес выскакивали фашистские солдаты и офицеры. Все это происходило так быстро и просто, что теряло как будто бы даже реальность. Беготня немцев и лаконичные команды: «фор-вертс», «шнель», «цурюк», «линкс» делали происходящее похожим на старательно отрепетированный спектакль. Так, по крайней мере, показалось майору Нырко. Но весь побледневший интендант Птицын вдруг оттолкнулся от подоконника и, ничего не говоря, бросился в коридор. Через минуту он возвратился с винтовкой СВТ в руках. На примкнутом к ней штыке заиграл осколок солнечного луча и тотчас померк.