Геннадий Семенихин - Жили два друга

– И поставил четверку? – облегченно вздохнула Зарема.

– Бери выше, – захохотал Демин. – Пятерку закатил. Но потом подумал и вывел рядом жирный, жирный минус. «Это я вам за Пушкина, молодой человек. Нельзя этак с Александром Сергеевичем обращаться».

– И, значит, ты теперь студент литфака?

– Студент, Заремочка.

Так и катились дни – быстрые, легкие, какие-то очень прозрачные оттого, что время, наполнявшее их, не было бременем. Да и разве могло оно быть бременем, если было наполнено до краев одной лишь нежностью от какой кроме радости и свежести ничего не приобретает человек. Со всей откровенностью летчика, привыкшего к любому риску в воздухе, Демин готов был ради благополучия и счастья Заремы рисковать чем угодно на земле. И Зарема об этом столь же хорошо знала. Не всегда сдержанная в своих ласках, считала она, что самое драгоценное человеческое тепло – это тепло любви.

Расписались Зарема с Николаем в загсе только тогда когда понадобилось оформить ордер на одиннадцатиметровку с отдельным входом. До этого они забывали, что когда-то надо расписываться.

Зара небрежно держала бедно оформленный листок и грустно говорила:

– Какой же он скучный, Коленька! Просто не верится, что любовь можно уместить в протокольные строчки, да еще припечатать. И слово-то какое скучное – брак!

– Меня другое беспокоит, Зарема, – хмурился Демин. – Свадьбу мы по-настоящему сыграть сейчас не можем. И деньжонки поразмотали, и друзей близких еще не нажили в этом огромном городе. А как бы хотелось фату на тебе увидеть: легкую, воздушную. Она бы таким бровям пошла, – улыбнулся он и указательным пальцем провел по ее густым длинным бровям, нависшим над темными глазами.

– Уй! – вздрогнула Зара. – А разве я фату заслужила?

– Ты? Ты для меня полмира заслужила, – горячо перебил Демин.

– А почему не весь? – засмеялась Зарема и легонько боднула его головой в плечо.

– Потому… потому, – запнулся Николай, – потому что вторую половину отдать тебе не могу.

– Жалко? Или там еще одна Зарема живет?

– Нет. Там иные драгоценности сосредоточены, без которых не просуществуешь. Труд, гражданский долг, любовь к людям.

– Смотри ты какой у меня мудрец, – захлебнулась она счастливым смешком.

Как им хорошо жилось под свежепобеленным потолком этой одиннадцатиметровки с беззаботным звонким Зариным смехом и ее «чудинками». А «чудинки» бывали всякие. Однажды она вернулась из университета на полчаса раньше обычного. Демин, выходивший ее встречать к трамвайной остановке, еще только искал ремень, чтобы подпоясать гимнастерку, в которой всегда ходил дома, когда она постучала. Он с удивлением открыл дверь.

Зара вернулась какая-то молчаливая, не раздеваясь села у печки. Снежинки таяли на ее пальто, оставляя мокрые пятна. Демин молча стал расстегивать пуговицы, снимать с холодных ног резиновые сапоги.

. – Ты сейчас будешь меня ругать, – сказала Зара.

– Тебя? – возразил он. – Да за что же?

– Нет, ты будешь ругать меня, – повторила Зарема. – Скажи, сколько у нас оставалось денег до первого числа?

– Кажется, двести или триста. Впрочем, точно не помню.

– Двести пятьдесят шесть, Коля. И были они у меня. А теперь…

– Потеряла?

Зарема отрицательно покачала головой.

– Отдала.

– Кому?

– Коля, а если я на этот вопрос не отвечу?

– Дело твое, – удивленно протянул Демин и замолчал.

– Надулся, – печально усмехнулась Зара. – Нет, я тебе, конечно, все расскажу. У нас сегодня не было двух последних лекций. Обрадовалась, что приду домой раньше. Подхожу к трамвайной остановке, слышу, кто-то плачет. Обернулась – у фонарного столба девочка лет десяти. Ботинки рваные, платок на голове с дырами, пальтецо с чужого плеча. Подошла к ней, спрашиваю, в чем дело. Она как зарыдает: «Кошелек в трамвае вытащили, а в нем сто рублей. Отчим узнает – прибьет». Веришь, Коля, сердце так и кольнуло. Отдала я ей сотню, а потом догнала и еще сто пятьдесят шесть сунула и сказала, чтобы не отчиму, а матери в руки все вручила.

Она замолкла. Молча сидел рядом и Николай.

– Чего же ты меня не коришь?

– За что? За деньги? – усмехнулся Николай. – Я бы на твоем месте тоже этой девчушке помог, но отдал бы, вероятно, только сто, что она потеряла. А в тебе сразу же кавказская кровь закипела. Ничего, Зара, придется досрочно сберкнижку потревожить.

– Уй, как они быстро тают, твои пять окладов.

– Уже два осталось, – уточнил Демин. – Ну да ладно, проживем.