Рикардо Фернандес де ла Регера - Ложись

Сначала Аугусто противился:

— Оставь, дружище, не надо.

— Брось дурить, — отвечал Эспиналь со злостью, порожденной любовью.

Но теперь Аугусто не спорит. Он знает, что Эспиналю это доставляет удовольствие. И ему, Аугусто, разумеется, тоже.

Эспиналь сидит у огня. Но как только Аугусто просыпается, сразу же поворачивается к нему. Он караулит его, как верный пес, охраняет его сон.

— Привет, Эспиналь!

Эспиналь не улыбается. Он говорит с отеческой заботой:

— Вот твой кофе и твой хлеб.

Декабрь уже на исходе. Временами льет сильный дождь. И солдаты ложатся спать в сырой одежде, с промокшими ногами. В траншеях грязь и вода. Стены обваливаются. По ночам солдаты шлепают по грязи и дрожат от холода. Кругом непроглядная тьма. Шум дождя. Каждую минуту сердце замирает от страха и начинает бешено колотиться. Прислушиваются. Нет, ничего. Только ветер воет и дождь наполняет ночь неясными тревожными шорохами.

В землянках хорошо. Особенно днем и после ужина, когда собираются ложиться спать.

Простодушное невежество людей, которые его окружают, вызывает у Аугусто улыбку.

— Так вот, у этого индивидуя тьма-тьмущая скота. Дело в том, — начинал рассказывать весьма самодовольный и манерный тип из его отделения, — что два года назад он выиграл в лотерею, кажется, четвертую премию. Мне-то он ничего не сделал, ни плохого ни хорошего. Но играли они втроем или вчетвером, а у него хранился билет. Этот индивидуй и провернул выгодную апирацию. Вот так-то. Он не дал им ни гроша и все деньги взял себе. Вот так-то. И стал более всемогущим, чем сам господь бог.

— Послушай, а как надо сказать — апирация или иперация!

— Я же сказал: апирация! — с умным видом восклицал уязвленный рассказчик. — Ты что, учить меня вздумал?

— А что ж! Если ты неправильно произносишь…

— Это ты говоришь зафтрик.

— Я говорю зафтрик? Молокосос!

— Вы, андалузцы, вообще говорить не умеете!

Спор, обычный среда солдат, становился все ожесточеннее. Они неистово препирались друг с другом и наконец апеллировали в последнюю инстанцию.

— Ладно, посмотрим, что скажет капрал. Аугусто старался никого не обидеть. Он объяснял им, что даже образованные люди часто произносят слова неправильно и нечего из-за этого ссориться, да еще насмехаться над своими товарищами, будь то андалузцы, баски, каталонцы, кастильцы или ребята из других провинций.

— Всем нам следует помалкивать, уж если об этом вашла речь. Уверяю вас.

Самоуверенный солдат торжественно кивал в знак согласия. А кто-нибудь с неподдельным восхищением восклицал, вызывая у Аугусто улыбку:

— Вы говорите как по-писаному, капрал!

Самоуверенный солдат незаметно морщился и сокрушенно вздыхал. Он всячески хотел показать, что слова Аугусто ни в коей мере не относятся к нему и что он говорит ничуть не хуже самого капрала. Ему всегда удавалось подчеркнуть, что уж его-то это никак не касается. И все смотрели на него с уважением.

Но особенно потешно спорили Понимаешь и Туту. Оба знали множество романсеро, но пели их довольно плохо. А потом начинали толковать их содержание и обсуждать с остальными.

— Он же пошел навестить свою жену, понимаешь? И переоделся, чтобы узнать, кто же ему наставляет рога, понимаешь?

— Да разве это он был?

— Дружище, я же сказал, что это был ее муж, переодетый, понимаешь? Вот он и говорит ей… ведь он хотел проверить ее, понимаешь? «Не злись на меня, жена». Она даже подпрыгнула: «Что ж, входи, муженек».

— А ведь ты говорил, что он был переодет?

— Но это был он, понимаешь?

Они долго и нудно спорили, пока кто-нибудь вдруг не прерывал их:

— Мне больше нравятся его куплеты, — и указывал при этом на Туту.

— Мм-меня еще мать научила их петь, а оо-она их очень много знала, — говорил Туту, довольный.

— А то, что я вам пел, — не сдавался Понимаешь, — знал мой брат Фелисиано. А он мастер петь, понимаешь? Его научили господа, у которых он работал. Так что…

— Ладно, ладно, заткнись, дай ему спеть.

Туту здорово заикался, и его прозвали так, потому что, знакомясь, он долго выдавливал из себя: «Туту-тубиас».

Он пропел романсеро о мавританской пленнице, которая встретила любимого брата, отбывавшего воинскую службу в Мелилье. Понимаешь едва дождался, когда Туту кончит петь. Ему не терпелось раскритиковать романсеро своего соперника.

— Неплохие куплеты, но как она могла узнать брата, если ее украли еще девочкой? А?